ХОХМОДРОМ- смешные стихи, прикольные поздравления, веселые песни, шуточные сценарии- портал авторского юмора
ХОХМОДРОМ
Смешные истории

СТАРИК

(М. Ю.)
2 О старости 2004-09-04 1 2892
СТАРИК

      Старик сидел на лавочке. Был прохладный, ветреный, осенний день из тех, когда природа уже напрочь прогнала зеленый цвет с улиц, оставив грязно – желтые, унылые тона. Тянуло дымом от костра, видимо где-то угрюмые тетки – дворничихи жгли пожухлые листья. Мимо иногда проходили одинокие прохожие, закутавшиеся в куртки и плащи. Народу на улицах было немного, большинство находилось на работах, а остальные, наверное, валялись по домам с простудой, которая весело разгуливала по городу, и укладывала в постели всех решивших пренебречь теплой одеждой. Обычно многочисленные в парке старухи тоже видимо отсиживались по своим маленьким уютным комнатушкам. Мимо лавочки неторопливо прошли две молодые мамаши с колясками, затянутые в шарфы, о чем - то оживленно беседуя. Протопал беззаботный школьник, разбрызгивая ногами кучки листьев, и мурлыкая одному ему понятную песенку.
      Старик сидел, положив сухие коричневые руки на трость с отполированной до блеска кривой ручкой. Одет он был в военного сукна плащ, теплые шерстяные брюки, и старомодные нечищеные ботинки. Голова его была совершенно седа. Лицо, испещренное сетью морщин, казалось сосредоточенным и неподвижным. Лишь иногда по нему перемещались желваки. Старческие мутноватые глаза смотрели в одну точку. По щеке, заблудившись в морщинах, медленно ползла слеза. Старик вспоминал. Он не обращал внимания ни на болтливых мамаш, ни на шумного школьника, ни на пронизывающий холодный ветер. Он был далеко от этого парка; он был очень далеко отсюда.

      Стоял такой же осенний день 1939 года. Молодой лейтенант Красной Армии, орденоносец шел по этому парку, чеканя шаг новыми хромовыми сапогами. На нем ладно сидела серая мохнатая шинель, а коричневая хрустящая портупея перетягивала его мужественную спину. При ходьбе по боку похлопывала тяжелая кобура. В одной руке он держал коричневый чемоданчик с металлическими уголками, а в другой – маленький букетик, завернутый в газету. На мужественном лице лейтенанта цвела ослепительная улыбка. Молодые мамаши, гулявшие с младенцами в парке, с интересом провожали этакого стройного красавца. Мальчишки завистливо глядели ему вслед. Даже ветер немного поутих, видя, что ему никак не задержать молодого лейтенанта Красной Армии.
      Он подходил к большому кирпичному дому. У ворот стоял, опершись о метлу, щетинистый дворник в замызганном фартуке, и беседовал о чем-то с толстой старухой в ватнике и сером платке, завязанном крест – накрест на груди. Пара – тройка детишек одетых в смешные клетчатые пальтишки игралась в песочнице. Через двор были натянуты веревки, на них сушились полотенца, и грузно хлопали тяжелые желтоватые пододеяльники. Около подъезда, словно огромный степенный жук, стоял новенький черный легковой ЗиС 101. Его безупречный вид нарушал лишь грязновато – желтый лист, прилипший к блестящему капоту. За рулем сидел молоденький водитель в штатском.
      У парадного лейтенант задержался. Он встал на крылечке, неторопливо поставил чемодан на землю, бережно водрузил на него букетик, и что бы не сдуло ветром, заткнул его за ручку, обитую деревом и выбеленную множеством прикосновений. Потом привычным движением, зацепив большими пальцами кожаные ремни, поправил портупею. После глубоко со вкусом вдохнул осенний воздух, и весло оглядел двор. С тех пор как он уехал, почти ничего не изменилось. Разве только голубятня в глубине двора, притаившаяся за древним вязом, выглядела постаревшей и обветшалой, да еще когда-то огромная куча угля у котельной, в которой мальчишки любили копаться, и были вечно похожи на негритят, стала заметно меньше.
      Лейтенант растягивал удовольствие. Он бесчисленное множество раз представлял этот момент. Теперь же он смаковал его, пил маленькими глоточками. Сейчас он поднимется на третий этаж, гулким эхом разнесется стук его сапог по лестнице, остановится напротив квартиры 28, три раза крутанет язычок медного звонка, как предписано детским почерком сбоку на табличке, за дверью зацокают каблучки, и о, сладостный миг! Он увидит Ее.
      Он улыбнулся, подобрал вещи, и повернулся к подъезду.
      Дверь распахнулась, и из темноты навстречу лейтенанту вышел худощавый мужчина с неприятным лицом в черном кожаном плаще и фетровой шляпе. Под плащом угадывалась военная форма. Лейтенант остановился в двух шагах от парадного. Мужчина тоже остановился и посмотрел на лейтенанта. Его взгляд был колюч и грозен. В нем читались неприятности, доставшиеся тут же каждому, кто посмел бы поступить против воли этого человека. Лейтенанту вдруг захотелось отвести глаза. Но он собрался с духом, и не опустил взгляда. Он сразу понял кто этот человек и откуда. Ему, боевому офицеру, были противны люди из этой конторы. Злобные, жестокие животные, самоутверждающиеся за счет унижения других. Получающие почти сексуальное удовольствие от пыток и истязаний. Особая каста, ужасное порождение тяжелого времени. Презирающие и рвущие на куски даже своих.
      Тут из–за спины мужчины появились двое верзил в штатском. У лейтенанта замерло сердце. И еще, будто ледяной кулак сжал внутренности. Он увидел Ее. Эти двое вели Ее под руки. Лицо Ее было неестественно бледным, в нем не осталось ни кровинки. Голубые глаза были широко раскрыты. Такими Ее глаза он никогда прежде не видел. Страх парализовал Ее настолько, что этим двоим приходилось Ее практически волочь. И еще лейтенант заметил в руке у одного из конвоиров объемный узел. Это была их скатерть. Они часто собирались на кухне за большим дубовым столом, Ее мать покрывала стол этой скатертью, и они вместе допоздна гоняли чаи. Такая обыкновенная белая скатерть в бледно- розовую клетку. Мать обменяла эту скатерть на базаре за полфунта сахару. Они еще тогда смеялись. Зачем, мол, скатерть, если за ней и чаю не с чем попить. Теперь лейтенант смотрел на этот белый ком. В узле угадывались очертания книг, на нем был виден след от сапога и кажется пятнышко крови.
      Она посмотрела на лейтенанта, и он понял, что, несмотря на состояние близкое к обмороку, Она его узнала. В глазах теперь читалась боль. Рот Ее исказился в безмолвном крике. Лейтенант и не подозревал, что Она может быть такой некрасивой. Конвоиры потащили Ее к машине. Лейтенант сделал шаг в Ее сторону, но мужчина в черном плаще преградил ему путь.
      - Какие-то вопросы, лейтенант?
      - Н – нет.
      - Вот и ступайте. Ступайте! – И этот жесткий взгляд опять полоснул прямо по сердцу. Лейтенант отвел-таки глаза.
      Он оглядел двор. Все было как обычно. Будто бы ничего не произошло. Дворник и старуха о чем-то шептались, исподтишка поглядывая в сторону машины. Детишки копались в песочнице, как ни в чем не бывало. Равномерно урчал двигатель. Лейтенант повернулся и направился к подъезду. Плечи его опустились. Чемоданчик вдруг налился свинцом. Он сделал еще шаг, задержался. Медленно повернул голову. Они затаскивали Ее в машину. Она молчала. И только смотрела на лейтенанта. Ей было безразлично, что один из конвоиров выкручивает Ей руки. Она улыбнулась и кивнула лейтенанту. Улыбка получилась слабой, еле заметной, но это была Ее улыбка. Он грустно улыбнулся, и кивнул в ответ.

      - Эйн момент! - Они настолько были увлечены работой, что одновременно вздрогнули, услышав этот окрик, эхом отдавшийся во дворе. Эхо долго блуждало, ударяясь о кирпичные стены, пока не затерялось среди верхушек деревьев. Старший, уже садившийся было в ЗиС, оглянулся. Лейтенант стоял, широко расставив ноги, и смотрел весело и бесстрашно. В глазах его горели озорные искорки. Он широко улыбался. Теперь все смотрели на лейтенанта. На миг все замерли. Во дворе повисла тишина. Лишь тарахтел мотор, да ветер колыхал сушившееся белье и полы новенькой шинели.
      - Эйн момент. – Произнес он уже тихо, разжал правую руку, и отпустил чемодан. Старший следил за чертовски медленным падением чемодана, а когда тот, наконец, цокнув металлическими уголками, грохнулся об асфальт, поднял глаза. Лейтенант стоял в той же позе, но в правой руке его блестел восьмизарядный ТТ. Старший отрыл рот. Незажженная папироса повисла на губе, помедлила мгновенье, и соскользнула вниз. Лейтенант видел метаморфозы, которые происходили с лицом этого монстра в кожаном плаще. Он видел испуг на этом уродливом лице. Он наслаждался. Ему стало легко и смешно.
      -Вот так-то, – ухмыльнулся он, и начал стрелять...

      Первая пуля угодила старшему прямо между глаз. Он даже не попытался увернуться. Выстрел отбросил его назад. Он упал на спину, раскинув ноги. Левая нога его несколько раз конвульсивно дернулась, и он затих. Черная фетровая шляпа, показав обшитые белой подкладкой внутренности, и очертив несколько замысловатых кругов, закатилась под машину. Конвоиры обладали более быстрой реакцией, и успели выскочить. Один даже полез во внутренний карман пиджака за оружием. Но они были убийцами, они пытали и убивали связанных, беспомощных людей. А перед ними стоял боевой офицер, закаленный и прошедший хорошую школу в Испании воин. ТТ - грозная штука в опытных руках. Вторая пуля попала одному верзиле в живот. Он согнулся пополам, и, охнув, начал опадать. Лейтенант переместил руку левее, и выстрелил два раза в другого. Тот замахал руками, резко вздохнул, грузно начал заваливаться на спину. Пиджак его распахнулся, и на белой рубашке прямо на нагрудном кармане расцвело чернильное пятно. Словно у него потекла ручка. С ним было покончено. Лейтенант сделал шаг в сторону, фиксируя взглядом водителя, который сидел за рулем с выпученными глазами в состоянии полного ступора. Раненый верзила лежал на боку, на асфальте, сучил ногами, и стонал. Под ним растекалась темная лужа. Лейтенант прицелился, и послал две пули в его череп. Раздался неприятный хруст. Одна угодила в глаз, другая в челюсть. Последняя пара пуль пробила лобовое стекло, а заодно и грудину водителя, приковав его навсегда к водительскому сиденью. Затворная рама последний раз отошла назад, и замерла.
На асфальте остывало восемь гильз. В левой руке лейтенант по-прежнему сжимал букетик цветов.
      Все произошло в считанные мгновения. Во дворе стояла такая же тишина, как и перед стрельбой. Остро пахло пороховой гарью. Было слышно только, как хлопает под напором ветра белье на веревках, да урчит осиротевший автомобиль. Лейтенант подошел к машине. Она сидела на заднем сидении, прижимая к груди клетчатый узел. Из глаз Ее катились слезы. Он сказал Ей что-то и протянул руку. Она не расслышала, в ушах гудело после пальбы. Он улыбнулся, и повторил. Она едва расслышала: «пойдем». Попыталась улыбнуться, протянула руку ему навстречу. В ворота медленно въезжал грузовик, набитый вооруженными солдатами. И только тогда дико закричала старуха.

      - Эйн момент! – Услышал лейтенант. Из подъезда выскочил коренастый мужичок.
Видно было, что он запыхался, спускаясь по лестнице. В руке он держал стопку книг, наскоро перевязанную грубой бечевкой.
      – Забыли! Товарищ капитан, книжечки забыли!
      - Спасибо. – Старший брезгливо принял от услужливого мужичка стопку книг, бросил их на сиденье, сел сам, пристально посмотрел на лейтенанта, ухмыльнулся, и с силой захлопнул дверцу.
      - Трогай!
      Машина, окутав реальность клубами дыма, унеслась прочь со двора. Лейтенанту показалось, что он в последний момент увидел Ее лицо. Кажется, она улыбнулась. Он повернулся и, сутулясь, направился к подъезду.   

      ***

      Потом было многое: война, жестокие бои под Москвой, контузия, страшные месяцы плена, голод, побег, не менее страшные годы лагерей, болезнь, одинокая жизнь на свободе. Но главное, старик понимал, что он не должен сидеть вот так здесь, он должен был остаться, спасти Ее и умереть с Ней в тот день, в тридцать девятом. Все, что было после, уже не имело никакого значения. Он жестоко наказан за то, чего не сделал тогда. Все эти последующие годы он уже был мертв. Для чего же он еще живет? Старик сидел на лавочке, и пытался плакать, но лишь одна слеза блуждала по щеке, теряясь в морщинах. Было уже темно. В окнах зажигался свет, люди торопились домой к семьям, а старик все сидел. Ветер трепал его седую шевелюру. Заканчивался еще один пасмурный осенний день.

Два кусочка счастья.

(Nefedov)
2 Железная дорога 2004-09-04 3 2131
Два кусочка счастья.

      Кусочек первый...

    Едем мы в поезде с Колькой Егоровым. Катимся с ним в вагоне и, как все нормальные люди, время свое коротаем - пьем кофе с коньяком. Ну, не с коньяком, конечно, нет. С водочкой. Как утром чаю похлебали, так до обеда водочкой и продолжаем.
    А хорошо, между прочим! Хорошо в вагоне разговаривать! Сидим разговариваем, а в окне мимо нас люди, города, лошади разные на полустанках... А мы все это обсуждаем и беседуем. Увлекательно, одним словом, едем, со смыслом.
    И тут, вдруг, кончается сахар. Незаметно, так. (Утром-то мы чай выплеснули, чтобы посуду освободить, а сахар кусочками остался). Ну, мы и кусали его. Нам странно казалось экономить его: как примешь внутрь, так и откусишь его. Ну и дооткусывались…
    Бегу я тогда к проводнице:
- Уважаемая, - говорю: госпожа - гражданочка! Дайте срочно пару кусочков сахара. Страсть, как сахару охота, а он, вот так, возьми и закончись. Не вовремя это!
    А та приглядывается ко мне и говорит хмуро:
- Сахар только с чаем. Без чаю никак не дам! Не имею права.
- Давайте, - говорю: - совместно с чаем. Мы не возражаем.
- Ну, и сидите тогда. Я скоро чай разносить буду.
Тут уж я взмолился:
- Господи! - Говорю: - Так нам же срочно! Ведь все встало: церквушка, какая, там за окном покажется или транспорт, какой, а нам и сказать-то нечего... Без сахара никакого разговора не получается!
Та опять хмурится и заявляет:
- А чего это вы шатаетесь, а? И запах такой... Да вы, между прочим, своим пьяным видом убиваете мои нервные клетки! Ну, вот что... Дам я вам сахару. Только предварительно размешаю его в чае. Что-то вы мне не нравитесь…
- Вот! – Поражаюсь я: - Вот!!! Если человек не нравится, так сразу стаканы размешивать, да? Так что ли?!
А тут и Колян поспевает мне на помощь. Говорит ей из-за моего плеча :
- А, стыдно, - говорит: - в таком возрасте законов физики не знать! Это вагон мотается, а мы-то ровно держимся! У вас, вообще, какое образование, товарищ вагоновожатый?
- У меня образование, какое надо! - Вдруг начинает кричать та: - Побольше вашего! А вот вас поучить надо... Смотри какие! Еще про возраст сверяются, нахалы. Пойду-ка я к начальнику поезда. Я еще посмотрю - поезд это мотается или это мои пассажиры по вагону!..
      И убегает. Мы, конечно, в недоумении. Такой пакости мы не ожидали, - все как-то проще получалось, спокойнее… Деревни, лошади, стаканы в подстаканниках...
Приходит, вскорости, начальник поезда. Здоровенный такой рыжий детина с красными глазами и жутким выражением по всему лицу.
- Ну, что тут у вас? - Спрашивает и глазами разводит. (А сам за виски держится). Послушал он нас, послушал, уразумел, в чем дело, и заявляет нам:
- А ну, подлечите-ка меня! А то ведь я на первом же полустанке вас из поезда вышибу! Будете у меня куковать!
      А нам и деваться некуда…
      Выпил он все. Потряс перевернутой бутылкой и еще, гад, под столик заглядывал...
- Ну, все, - говорит, - конфликт исчерпан. Удачного вам пути, дорогие пассажиры! А сахар сейчас вам подадут, ждите.
      Потом поймал глазами фокус и ушел. Проводница, конечно, никакого сахара нам не вручила, да и зачем он нам? Что мы, сахара не видели?
Сидим мы скучные. Разговор не клеится...
      Потом Колян забрался на вторую полку и отвернулся к стенке. Я тоже посидел, посидел да и завалился тоже спать. А чего еще делать в путешествии?
      Скукотища...

Поймите правильно!

(Nefedov)
1 Смешные истории 2004-09-08 2 1589
Нам много не надо. Люди мы простые, не капризные, мы как-то без этого. Трубы за границу мы не тянем, да и чужие кошельки тоже. Мы работаем на рынке рядовыми спекулянтами без образования юридического лица.
    Но, только поймите правильно! Мы тоже нуждаемся в условиях человеческой жизни. Нельзя же, воротясь с трудовой вахты, испытывать исключительно острые ощущения: ведь полная квартира тараканов - войти некуда!..
    Сколько раз намекали нашему зятю: кушайте на кухне, а выпили водочки, - уберите со стола закусочку. Нет, не убирает. Оставляет, как есть... Вот она - жизненная правда!
    Будим мы тогда этого зятя.
    -Извиняемся, - говорим, - но квартира эта предписана для нас. Если, - говорим, - вы инородное тело какое или постороннее включение, то давайте тогда выселяться, что - ли?..
    А зять не возражает.
    Он, гад, никогда не возражает. Он хватает за ножку табурет, закидывает этот самый табурет над головой и начинает жутко скрипеть зубами. Дискуссия моментально угасает.
    - Ладно, - извиняемся, - вы опять выпимши... Только поймите правильно! Нельзя же на кухню заглянуть, когда эти животные вокруг стола толпятся. Это же не вольность толкования. Эти организмы уже по квартире маршируют, причём, наглым боевым строем... Давайте же устроим им заключительную сцену. Но только вместе. Вместе! Так сказать, объявим им презрение общества и крестовый поход!
    Зять соглашается. Говорит, по идейным соображениям. Мы с перепугу ему верим, так как сами мы уставшие. Ударяем по рукам и посылаем его с нашими деньгами в соседний магазин за отравой...
    Понятное дело, зять на наши деньги надирается дешевой водки, притаскивается где-то под утро, оставляет на столе крошки от закуски и засыпает в обнимку с проклятым табуретом.
    А тут и нам на работу пора.      
    Убегаем мы на работу, а сами думаем: какая тут производительность торговли, к черту, когда не отдохнувшие и нервные? Какое тут обхождение с клиентами? Так и хочется в кого - нибудь вцепиться! Так и подмывает кому-нибудь треснуть!.. Так ведь нельзя - времена нынче не те!
    Теряем деньги, господа, поймите правильно!

История №1Невыдуманные троллейбу ...

(Версификатор)
0 Общественный транспорт 2004-10-02 2 2030
Однажды я зашел в троллейбус. Народу было много, и я остался стоять на ступеньках. Передо мной стояла симпатичная молодая женщина и с любопытством смотрела на меня. Я тоже смотрел и, улыбаясь, все силился понять: где я ее видел, в какой кампании мы с ней встречались.
Она поставила точки над I всего одним вопросом: “ И долго мы так будем улыбаться, а когда за проезд платить будем?..”.
Кусочек второй...

   Пробудился я от громовОго разговора. От криков даже. А это мой Колька Егоров двум студенткам-попутчицам свою службу в Армии рассказывает: самолёты летают, танки идут… Вспышки! крики раненых! рукопашный бой!.. Ну, просто, Рембо какой-то! А студенточки замерли, - глаз с него не сводят. Восторгаются.
    Я то, конечно, знаю, почему его танк кашей пахнул, но не буду же я картинку службы портить. В жизни друга всегда найдется место для подвига.
    А уж, Колян мой, разошелся - глаза сверкают!
    И тут подсаживается к нам некий странный пассажир. Сам короткого роста и с длинным носом. Глазки такие черненькие, немигающие. Весь в свитере и на голове кепка. Белая, причем, кепка, в крапинку. Ну и вот.
    Подошел этот нос с глазками к столику, рукава у свитера закатал и помахал руками в воздухе: мол, пустые у него руки - убедитесь! И давай прямо из воздуха карты вытягивать... Одну, вторую, третью... Да так ловко, стервец, эти карты выуживает, что мы просто обомлели… А уж, тот старается - колоду перетряхивает!.. То пять тузов, то ни одного… И много еще чего такого показывает. И суетится.
- Я, - заявляет, - артист высшей категории. Правда, местной квалификации. Зовут меня Василий, а по фамилии я - Золотой. Это моя такая фамилия.
    Студенточки, конечно же, на него переключились. Глаза округлили и дивуются. Интересно же! А Коля Егоров поскучнел. Сидит в углу невеселый, нахохлился и в окно смотрит.
    И тут слышу - бутылки звенят по вагону. Оказывается, это две белобрысые девчушки пиво разносят. Одной лет девять, а вторая чуть постарше. Торгуют пивком, значит. Добрались они до нас и предлагают:
- Возьмите дяденьки пива. Бутылка стоит двадцать пять рублей. Угостите своих барышень!
Тут наш фокусник Василий, аж, просиял! Взмахнул рукой и вытащил из воздуха пятьдесят рублей. Потом забрал у девчушек, онемевших от изумления, две бутылки пива и подает студенткам:
- Угощайтесь себе. И не стесняйтесь добавки спросить. Я запросто!
Тут уж мой Коля Егоров, вздохнул и совсем умер у окна.
    А девчушки - малолетки оправились от немоты и закричали наперебой:
- Дяденька, дяденька! Помогите нашему горю! Наш папка в вагоне-ресторане сидит, за голову держится! Растрата у него 350 рублей 70 копеек! Он там официантом работает и недостачу покрывает, и мы еще помогаем. Ну, дяденька! Ну, миленький!..
   Тут я говорю:
- Вот вам девчонки 70 копеек! А ты, слышь-ка, Василий Али-Бабаевич, добавь-ка им полтинниками из воздуха. Поскреби там по воздуху!
Радостный до этого Василий, вдруг, начинает мигать и разводить руками. И говорит:
- Да это же фокус такой...
- Пусть будет фокус, дяденька! - Пищат девчушки. - Только денег нам подайте, а то мы совсем уж измызгались бутылки по вагонам растаскивать!
- Детский труд надо уважать, между прочим! - Говорю я, а сам смотрю на Кольку: - Люди, между прочим, день и ночь трудятся. Кто в заведениях студенческих учится, а кто в жару и стужу на боевом посту мается... А ему, видите ли, трудно руками подвигать!
- Фу - у... Ну, вы совсем уж... - Говорит Василий, снимает кепку и вытирается ею: - Взмок я с вами… Не в воздухе же эти деньги плавают, как вы думаете? Я же их сначала туда кладу, а уж потом вытаскиваю...
- За дураков нас держишь? - Говорю я и смотрю опять на Кольку.
- Фу, ты! Какие же вы. Да нету у меня никаких таких полтинников. Это же фокус такой… Фокус! Воздух еще какой-то там придумали... Хм!
- Дяденька! - Повисают у него на локтях девчушки: - Если нет полтинников, вы нам хоть рубликов накидайте. Хоть полкорзиночки!
- Да отстаньте вы от меня со своей корзиночкой! - Отпихивается от них Василий: - Вот же пристали! Да и денег-то у меня всего десять рублей осталось. Вот глядите, - последняя десятка!
Тут, наконец, оживает Коля Егоров и, глядя на меня, начинает громко и радостно возмущаться:
- Бывают же такие!.. Трудно им, видишь ли!..
Девчушки-продавщицы, тем временем, отскочили от факира и переглянулись. Старшенькая открывает какой-то документ и читает:
- Справка. Василий Иванович Зипунов. Так... Бухгалтер ООО "Заря".
- Дайте сюда! - Выхватывает у нее документ, покрасневший Василий: - Когда только успели вытащить? Жулье какое-то!..
- Она у него в правом кармане лежала. - Сообщает нам старшенькая: - А в левом кармане Танька вот чего нашла!
    И показывает деньги:
- Тут девяносто рублей. Возьмите, дядя Вася Иванович, мы чужие деньги не берем. Нам бы из воздуха...
- Ишь, вы какие!- Взвизгнул Василий: - Из воздуха им! Не приближайтесь!
- Так вот ты какой! - Говорю я. - Бухгалтер - чародей!
- Десять рублей последние, десять рублей... - Передразнивает его Колян: - Никакой ты не золотой! Иди отсюда, пока в нос не получил! А вы, девчонки, не отставайте от него. Обманывает вас нехороший дядя, что деньги у него кончились. У него их там много, в воздухе. Просите, и не отпускайте его. Ни на шаг не отставайте!
    Сбежал наш взмокший Василий, а за ним следом подались девчушки с пивом.
    Колян еще похмыкал картинно, повозмущался...
    И опять развернулось сражение! И опять военные пошли в наступление: танки, пушки, самолеты!.. Я уж сижу, молчу. Помалкиваю. Не буду же я разговор расстраивать. В жизни друга всегда найдется место для кусочка счастья. Вон он какой счастливый… Эх, Коля-ан!..
Однажды я ехал в троллейбусе.
На остановке вошла девушка, и
увидев знакомую молодую женщину
с младенцем на руках, воскликнула:
« Да, ты уже заматерела!!!»
Однажды я ехал в троллейбусе. На остановке
шумной ватагой вошли мальчишки лет пяти – шести,
в сопровождении, по-видимому, воспитательницы,
которая сразу же стала их рассаживать и успокаивать.
Трое ребят уселись напротив меня, и заговорили о военных.
Один похвастал, что у него папа служил десантником,
другой сказал, что у него дедушка был моряком на торпедном катере. Третий с гордостью заявил, что его дедушка был снайпером.
    - Киллером!!! Вот это да! - сказал первый.
    - Ух, ты, круто! – подтвердил второй.
И они с восхищением и завистью посмотрели
на своего товарища.
Щеглы щеголяли не в шёлке -
      Они оперенье металла
      Носили как тяжкую ношу,
      Которую наш Искупитель
      Однажды вознёс на Голгофу.

      Им было божественно жутко,
      Им было по-птичьи безбожно,
      А по-человечески - страшно
      И только кукушкина радость
      Покоя щеглам не давала.

      Щеглы понимали ущербность
      И тлен своего мирозданья:
      Увы, оперенье металла
      Лишь лязгом похоже на танки -
      Щеглы остаются щеглами.

История №2 Невыдуманные троллейб ...

(Версификатор)
0 Общественный транспорт 2004-10-03 2 2082
Однажды я ехал в троллейбусе, а он, как обычно по утрам переполнен.
В это время в основном едут те, кто спешит на работу... Но в троллейбусе есть и молодежь. Так было и на этот раз: у самой двери стояли школьницы, две девчушки лет по четырнадцать-пятнадцать. Одна из них рассказывала, как с подружками ходила на дискотеку. Или оттого, что в троллейбусе все молчали, или оттого, что эта девчушка хотела рассказать о своих похождениях не только подружке, но и окружающим - ее слышал весь троллейбус. Но рассказ ей не удался. Он прозвучал примерно так:
- Мы вчера, прикинь, с девчонками, блин, пошли на танцы, блин. Короче, блин, прикинь, пешком пошли - денег- то не было, блин. У мальчишек, прикинь, хотели стрельнуть, блин, сигарет, короче, у них не было, блин....
Этот рассказ длился в течение двадцати минут. Девчушки вышли. Наступила тишина, и кто-то заметил:
- Как ни старалась рассказать “короче”, “блин” не успела....
Однажды я ехал в троллейбусе. И услышал такой диалог. Разговор происходил за моей спиной, и я не мог видеть лиц, но все отчетливо слышал. На одной из остановок вошла молодая женщина и, обращаясь, по-видимому,
к пожилой женщине, радостно воскликнула:
- Вера Ивановна, здравствуйте! Вы, что меня не
узнаете? Я Аня, жена Толика. Не помните?!
Женщина как - то неуверенно спросила:
- Как он там?
- Да у нас все хорошо. Толик сейчас на работе, а я
сбегала на рынок, пока ребенок спит. Ну, всего доброго,
я побежала - это моя остановка.
Женщина бросила вдогонку:
- Толику привет передавай! - Помолчала немного и с вздохом сказала соседке по сиденью. - Склероз, видимо, начинается. Вот обидела девушку: не узнала, и Толика, что-то не припомню. Да... склероз. Но почему она меня Верой назвала. Меня же Машей зовут... Странно...

Вечерний звон.

(Nefedov)
2 2004-11-14 4 1546
Я, конечно, и днем поспать могу. Тем более, что пенсионер. Только что мне с нервами своими делать, а? Нервы ни к черту стали, хоть в петлю лезь. Раньше-то, когда я на флоте служил, нервы были как канаты. Сталь – нервы! А сейчас, под старость, что осталось? Одно расстройство. Бесишься по всяким пустякам, да переживаешь по разной мелочи…
   Вот, скажем, соседи сверху по квартире - бывшие участники художественной самодеятельности. По привычке ещё с советских времён, водку пьют исключительно ночью, а как хлебнут лишка, так песню затягивают про вечерний звон.
   Начинают-то сначала ме-едленно, но по мере опьянения темп ускоряют. И для убедительности помогают себе руками и ногами:
- Вечерний звон… Бом-бом!..
И тут же сапожищами мне по потолку: топ-топ!
- Вечерний звон!.. Бом-бом!..
И кулачищами по столу с посудой: трах-трах!
- Как много дум…Топ- топ!
- Наводит он… Трах-трах!
Голоса низкие, хриплые – до самой печенки достают. Посуда гремит и сапоги топают... А как пропоют песню, так еще по стаканчику надбавят и принимаются заново:
- Вечерний звон!.. Топ-топ!
- Вечерний звон!.. Трах-трах!
   Да так - по семи раз! А то и вовсе в пляс пойдут…
   Я терплю-терплю, да и постучу ложечкой по батарее. Вроде, замолкают. Но это когда у них гостей нет. А когда приходит этот, усатый, то все. До утра колокола звонят. (Усатый – это Петро из гаража. Голова у него большая, в полтуловища. И усы шире плеч.) Я ложкой-то постучу, так он шуметь начинает. И шумит, почему-то, всегда в форточку. Голова-то не пролазит, так он ладони рупором сложит и басом на всю улицу:
- Поимейте совесть! Не мешайте музицировать! Люди вы или не люди?!
    Это в три-то часа ночи! Да-а… И понимаю ведь - культура вещь нужная, просветляющая. Они, может, так свою жизнь смыслом наполняют. Они, может, уже завтра на лестнице с тобой поздороваются. А может, и нет…
    Э-хе-хе... Я, конечно, и днем поспать могу, но нервы... Нервы! Хоть караул кричи! Может, сходить завтра к участковому? Сказать, мол, так и так - хочу покоя... Нет, пожалуй, не пойду... Нет, не пойду! Тот тоже и петь любит, и выпить не дурак. А ну как споются? И что тогда?!
    Нету у меня прежнего здоровья. Эх, нету! Нету уже никаких таких нервов! Был когда-то морячок, да видно весь вышел...
    Пойду-ка я лучше покемарю, пока вечер не настал, а то придет этот, толстоголовый, и опять шуметь будет. Тоже, поди, нервничает...
Я сидел на скамье под липами в цвету и смотрел, как голубь и голубка ворковали на дорожке. Дорожка из красного песка, скамья белая, с гнутой спинкой. Вдруг рядом со мной присела незнакомая девушка. Девушка как девушка. Выражение лица у нее озабоченное, времени в обрез, на голове модная прическа. Она достала из сумочки белый листок и несколько раз глянула на листок и на меня. Я улыбнулся ей одной из моих самых очаровательных улыбок.
   Но девушка перевернула листок, и на обороте что-то прочитала про себя, шевеля губами. Потом она, наконец-то, заговорила со мной. - «Вы, - спросила она, - Вы, этот?» - И прочитала с листка по слогам: «Г-н Вла-ди-ми-ров? Да?»
   Я хотел ее разыграть и ответить, что я поэт Семен Молодченко. Но потом передумал – деловая девушка тратит на меня время, а я веду себя как ребенок. – «Да, - ответил я, - это я» - «А паспорт у Вас есть?» - не поверила мне незнакомка. Вся молодежь сейчас такая. Вот хотя бы Брайна – как я ее убеждал, что люблю ее без памяти, она мне все равно не верит.
   Я молча подал девушке паспорт. Она полистала паспорт, проверила на свет и потерла пальцем печать. Потом вернула мне, и я убрал его в карман моего бежевого пиджака. Еще на мне были бежевые брюки, белая рубашка-поло и модные итальянские ботинки. Не подумала же незнакомка, в самом деле, что я живу без паспорта, в розыске.
   Девушка открыла сумочку, убрала в нее листок и вынула револьвер. Револьвер ржавый, в каком-то повидле. Из кармана курточки она достала глушитель – весь в табачных крошках. Я посмотрел на нее с укором. Только женщина может так запустить боевое оружие.
   Девушка сдула крошки с глушителя, прикрутила его к револьверу и выстрелила мне прямо в сердце. Я успел только заметить, как голуби испуганно взлетели в небо с красного песка.
   Расследовать мое загадочное убийство поручили Брайне. Почему Брайне? Потому, что расследование должно быть беспристрастным и объективным. Кроме Брайны никто не мог провести его беспристрастно и объективно. Только она, узнав о моем загадочном убийстве, сказала абсолютно без всякого пристрастия: «Объективно, - сказала Брайна, - объективно ему так даже лучше». То есть, мне.
   А в интервью журналу «Милиция и воры» Брайна сказала: «Убийство выполнено очень профессионально, можно лишь позавидовать. Следов нет, улик тем более. Время выбрано очень правильно, хотя вполне можно было бы пораньше. Место тоже самое подходящее. Исполнитель в бегах, заказчик и подавно. Концов никаких нет, дело можно закрывать хоть сейчас. Но у меня появилось немного свободного времени, то есть, делать мне сейчас абсолютно нечего, все мои знакомые поразъехались кто на море, кто на дачу. Поэтому я и взяла это загадочное, но абсолютно бесперспективное дело».
   Для начала Брайна изучила показания свидетелей. Свидетелей было раз-два, и обчелся. И они ничего не видели. Вроде я сидел и курил сигару. А потом меня укусила пчела. - Нет,- доказывал другой свидетель, - он не курил сигару, а читал стихи Молодченко. - А потом? – спросил милиционер. - А потом я не видел. - Да что вы, в самом деле, - вмешался третий свидетель, женщина, - он подсел к иностранке, начал к ней приставать, и его из окна посольства Америки застрелил снайпер. Так в Америке всегда делают.
   Господи, думала Брайна, листая протоколы, что за придурки такие! При чем здесь посольство? Какая иностранка? Сидел, курил сигару, потом пчела укусила. Взять за рабочую версию? Или начать искать иностранку по всем странам? Через Интернет?
   Потом Брайна разложила на столе вещественные доказательства. Гильза, микроскопические крошки табака и повидла, волосок из модной прически.
   Правда, что ли, замешана иностранка? – подумала Брайна, зевая. Типа курили вдвоем сигару, ели повидло, потом не поделили что-то (сигару? повидло?), она бац – и пальнула в г-на Владимирова. Чистой воды бытовуха, с элементами спекуляции валютой и контрабанды табака.
   На следующий день Брайна решила проследить мой путь в то роковое утро. То есть, в девять часов утра она как бы встала с моего дивана. На самом деле будильник показывал два часа дня, но встала Брайна действительно с моего дивана. Для этого ей пришлось сорвать печати с дверей моей артистической каморки.
   Брайна совсем не устала, выйдя к лавочке на бульваре, потому что мой путь в то роковое утро оказался очень коротким. В то утро меня видели: продавец гамбургеров, цветочница и девушка из магазина кошачьих кормов.
   Продавец гамбургеров подтвердил Брайне, что продал мне гамбургер и чашку «Пепси-Колы». Цветочница рассказала, что я приобрел у нее букет незабудок, вложил в букет записку «Брайна, я Вас обожаю», и попросил ее отправить букет с запиской Брайне домой. А девушка из магазина кошачьих кормов вспомнила, что я заказал у нее корм для нервных кошек, как обычно, и сразу пошел на бульвар.
   Брайна спросила всех троих: «Враги у него были?» - На что продавец гамбургеров ответил: «Враги у каждого есть», девушка из магазина кормов возразила: «Что Вы, мы его очень любили», а цветочница прямо так и сказала: «Эта самая Брайна, по-моему, и есть его враг. Он всегда вздыхал, когда отправлял ей букеты, и шептал себе под нос – мол, Брайна меня ненавидит!»
   Брайна аккуратно вписала показания свидетелей в блокнот, только слова цветочницы не стала вписывать. Букет незабудок и записка Брайне в день загадочного убийства и вздохи о ненависти Брайны могли сбить следствие с верного пути. Сделать его пристрастным и необъективным. Брайна спрятала блокнот в сумочку и, перейдя улицу, оказалась на бульваре.
   Голуби бродили по красному песку, а на скамейке сидели, в слезах, две девочки лет по 13. Между ними стояла моя фотография и свеча в банке из-под майонеза. Та самая фотография, где я бодро улыбаюсь, а взгляд у меня слегка расфокусированный. Я ее кому только не дарил! Но, конечно, не 13-летним девочкам. Откуда они ее взяли?
   Брайна показала удостоверение, прогнала девочек и бросила в урну для мусора банку со свечой. Фотографию она порвала на мелкие клочки и бросила туда же.
   Брайна села на скамейку, закинула ножку на ножку и попробовала представить, что я думал и делал в тот ужасный момент. Вначале она проводила мечтательным взглядом двух молодых людей, по виду современных поэтов. Потом, глядя в зеркальце, подкрасила алой помадой губы и полюбовалась на отражение своих зеленых глаз.
   Потом позвонила по мобильному телефону подруге, узнать, когда та приедет с дачи. Потом прикрыла глаза и подставила солнцу круглые щечки.
   Погревшись на солнце часа два, Брайна открыла блокнот и перечитала свои записи. Бред какой-то, - резюмировала она. – Пойду я лучше домой.
    Через два дня Брайна заглянула в детективный отдел на совещание. Совещание вел седой генерал в весеннем мундире. Когда очередь дошла до Брайны, она встала и отчиталась: «Дело безнадежное, зацепок никаких. Свидетели ничего не видели и не слышали. Подозреваемых тоже нет. Давайте подождем, пока переплетчик переплетет бумаги по этому делу, и сдадим дело в архив». И села обратно за стол, подпиливать ногти пилочкой.
   Генерал нахмурился. - «С переплетчиком Вы хорошо придумали. Но без подозреваемых нельзя. Из свидетелей никто не подойдет? И что там за снайпер на крыше посольства США?» - «Не было никакого снайпера, - ответила Брайна, любуясь на маникюр, - пчела пролетела, и не с крыши посольства, а со стороны Пречистенки, а они сразу – снайпер. Нет, свидетели все ненадежные. На подозреваемого не потянут» - «Ищите среди знакомых, - нахмурился генерал, - среди деловых партнеров тоже гляньте повнимательнее».
   Брайна кивнула головой: «Хорошая мысль, господин генерал. Покопаюсь, пока переплетчик не закончит. Все исполню, как Вы велели» - «Ну, вот и договорились, крошка, - одобрил генерал. – Так, следующий у нас кто?»
   Молодой человек, который сидел рядом с Брайной и неотрывно глядел на нее, встал и отрапортовал: «Младший детектив Обвалов. Веду дело о пропаже картины «Сумерки богов» из галереи Маши Непомянутой».
    Вот это дело, вот это событие! Давайте лучше о нем поговорим! Галерея Маши Непомянутой располагалась, кстати, неподалеку от бульвара, где я встретил деловую незнакомку на свою беду. Сама Маша тоже рисовала графитом, а больше пила коньяк. Рисуя графитом, она нигде не выставлялась, предпочитая коньяк. Пока, за коньяком, не предложила знакомым художникам открыть для них галерею. Откуда у нее деньги на галерею – никто не знал. Впрочем, никто не знал, откуда у нее деньги на коньяк.
    Но деньги у Маши нашлись на то и на другое. Галерея имела бешеный успех. Даже Брайна туда заглядывала. А Брайна куда попало не заглядывает.
   В прошлом месяце в Галерею поступила картина художника Петра Градова «Сумерки богов». В богах, несмотря на густые сумерки, угадывались черты Маши Непомянутой, самого Петра Градова и еще десятерых известных и популярных личностей, сливок городской богемы. Говорили, что там есть даже Брайна. Но в том углу сумерки так сгустились, что одним там казалась Брайна, а другим вовсе не Брайна. Я увидел там Брайну, а до других мнений мне дела нет.
    Говорили, что картину скоро купит миллионер из Техаса, поклонник Маши. И вдруг картину украли! То есть, сто квадратных метров сама картина и рама две тонны! И никто ничего не видел и не слышал! Вначале подумали на миллионера – мол, не захотел платить, американцы все такие. Но у него было железное алиби – он два дня пил с Машей коньяк, и она рисовала его графитом.
   Больше думать было не на кого. Младший детектив Обвалов так и признал на совещании. Генерал опять нахмурился и сказал Брайне: «Вы, милочка, возьмите еще и это дело. Помогите коллеге, поучите его кое-чему». Детектив Обвалов, которого мама называла просто Васей, страшно обрадовался и покраснел. А Брайна только вздохнула и слегка закатила глаза.
   И Брайна с Васей Обваловым начали искать подозреваемого среди моих знакомых и деловых партнеров. Они встретились в служебном кабинете. - «Давайте, - робко предложил Вася Брайне, - давайте решим, кому было выгодно стрелять в г-на Владимирова». – Типа Васю так учили в институте, вначале узнать, кому что выгодно. Типа, кто был заинтересован в моем устранении. Брайна только потянулась, полулежа в служебном кресле.
   Вася положил на стол мою записную книжку и начал обзванивать моих знакомых и деловых партнеров. А Брайна пока поехала по бутикам, посмотреть, что и как.
    К концу дня Вася понял, что мое устранение было выгодно и интересно только мне самому. Мои знакомые и партнеры отзывались обо мне неплохо, но подчеркивали мою полную неприкаянность. А многие доверительно рассказали детективу Васе, как в последний момент отнимали у меня кинжал или автомат, который я уже нацеливал себе в сердце.
    «Интересная версия, - сказала, вернувшись из бутиков, Брайна, - как мы сразу не сообразили». – Детектив Вася Обвалов прямо вспыхнул от удовольствия.
   «Вы всем позвонили?» - поинтересовалась Брайна, прикидывая перед служебным зеркалом новую кофточку. – «Нет, - смущенно ответил Вася, - я до Вас не дозвонился».
   «До меня? – удивилась Брайна, придерживая кофточку подбородком, - а я здесь причем?» - «Ваш телефон, - пояснил Вася, в крайнем волнении, - тоже есть у него в записной книжке»
    И будто в омут прыгнул с обрыва: «Вы знали г-на Владимирова?»
    «Я? – переспросила Брайна, лениво заворачивая кофточку обратно в бумагу. – Как бы знала. Но очень плохо. Видела раза два, издалека. Ничего особенного» - «А Вам, - мучаясь, настаивал Вася, - а Вам выгодно было его устранять?» - «Да мне все равно как-то», - ответила Брайна, доставая из коробки новые туфли.
   «То есть, невыгодно?» - с надеждой спросил Вася. – «Выгодно - не выгодно, чепуха все это, - возразила Брайна, слегка топая каблуком по полу. - Я же говорю, мне все равно. Я веду дела объективно и беспристрастно. Кто еще у Вас остался из записной книжки?» - «Только Вы», - ответил Вася.
   «Тогда пишите отчет – как бы он на бульваре свел счеты с жизнью, а револьвер бросил в реку» - «Там до реки три километра», - через силу возразил Вася – «Тогда на крышу», - подсказала Брайна, укладывая туфли в коробку – «В доме двадцать этажей», - выдавил Вася – «Ну, не знаю. Напишите, что поклонницы украли, на сувениры», - отмахнулась Брайна.
   «Следов пороха нет на бежевом пиджаке», - гнул Вася свою линию в полном отчаянии – «А на белой рубашке-поло?», - рассеяно откликнулась Брайна, считая сдачу. – «Тоже нет», - падал в пропасть Вася – «А на бежевых брюках?», - предложила Брайна, пересчитывая сдачу в третий раз. – «На брюках откуда?» - прошептал Вася.
    «Тогда давайте мне подозреваемого», - заявила Брайна детективу Васе.
(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)
(ПРОДОЛЖЕНИЕ)
    Вечером, пока мама наливала детективу Васе суп в тарелку, он понял, что упал в глазах Брайны ниже некуда и потерял ее навеки. Осталось только искать забвения в работе.
   Поэтому назавтра, ровно в девять утра, он уже вставал с моего дивана, чтобы проделать путь до голубей и скамейки на бульваре, который вначале проделал я, а потом Брайна.
   Но только он вышел из подъезда, как к нему из-за куста сирени приблизилась незнакомая девушка. Она посмотрела ему прямо в лицо и спросила: «Вы младший детектив Обломов?» - «Обвалов», - поправил ее Вася – «Да, Обвалов. Так Вы или не Вы?» - «Я», - подтвердил Вася. Тогда незнакомка шепнула: «У меня есть важная информация для Вас. Но я здесь не могу говорить. Пойдемте в парк, я там заказала водный велосипед, мы заплывем подальше, и я Вам все расскажу. А здесь боюсь».
    В парке, у озера, их ждала цветочница. – «Наконец-то, - сказала она девушке, - сколько можно Вас ждать. Меня на работе хватятся вот-вот. Что Вы мне хотели сказать про моего мужа?» - Про какого мужа? – подумал детектив Вася.
   Но девушка молча отвязала от пристани водный велосипед, жестом пригласила Васю и цветочницу садиться, и, подобно рикше в Старом Дели, повезла их на водном велосипеде в заросли камыша. И больше их никто не видел.      
    Брайна подождала Васю Обвалова до обеда, а потом набрала номер оружейного бутика. – «У Вас есть револьверы Магнум?», - спросила она спокойным голосом – «Сегодня нет, - ответила ей деловая продавщица, - но есть два Парабеллума, без патронов» - «Вот и прекрасно», - резюмировала Брайна и бросила трубку.
   Потом она позвонила в переплетную мастерскую. – «Вы закончили загадочное дело, я Вам его два дня назад передавала в производство?» - спросила она переплетчика – «А як же! – ответил переплетчик. – Сей же миг его Вам занесу!»
    Брайна положила на стол чистый лист бумаги и начала выводить на нем букву за буквой, наклонив голову на бок.
    «По делу, - писала Брайна на листе, - наметились два подозреваемых. Первый – г-н Владимиров, который сам нажал на курок в полной прострации, а потом профессионально спрятал револьвер, а второй – Герасимов Джерри. Мне приснился сон, что Джерри Герасимов заказал г-на Владимирова некоему карлику, гражданину Франции, который выполнил заказ и улетел первым же рейсом обратно во Францию, на Лазурный берег. Я проконсультировалась у цыганки возле Московского вокзала, и она посоветовала мне поискать карлика в шикарных казино Лазурного берега. Я уже купила новую кофточку и туфли, чтобы полететь в командировку во Францию. Прошу Вашего разрешения на арест Джерри Герасимова и на мой полет во Францию. Если я выиграю в казино, деньги пополам. Ваша Брайна».
   Брайна полюбовалась на завитки и росчерки, и отправила письмо секретарю генерала по пневматической почте.
    В ту же ночь Брайна тихонько поскребла ноготками в дверь Джерри Герасимова. – «Кто там?» - раздался из-за двери заспанный голос Джерри Герасимова – «Джерик, это я, Брайночка!» - промурлыкала Брайна, доставая из кармана пистолет.
   Джерри Герасимов открыл дверь – и в ту же секунду в лацкан его шелковой пижамы уперся ствол пистолета, а в ухо влетел, как тайфун, крик Брайны: «К стене! Руки за голову! Оружие на пол! Я за себя не ручаюсь!»
   Джерри Герасимов никогда в жизни не спорил с Брайной. Не спорил он и теперь. Брайна ловко надела на Джерри Герасимова наручники. И тоже не в первый раз!
    … Брайна и Джерри Герасимов сидели друг против друга в служебном кабинете. Джерри Герасимов признавался во всем, а Брайна аккуратно записывала его признания. В дверь заглянула голова в очках: «Вы Васю Обвалова не видели?», - спросила голова в очках. – «Он что-то говорил, что отпуск берет, за свой счет», - равнодушно ответила Брайна.
    И после уже никто не мешал Джерри Герасимову признаваться, а Брайне записывать его признания. Джерри Герасимов уже подписал признания и курил последнюю в жизни сигарету, держа ее скованными руками, как дверь снова приоткрылась, и тетушка в синем плаще и в косынке спросила: «Билет на Францию кто заказывал?» - «Как бы я, - ответила Брайна, разглядывая подпись Джерри Герасимова внизу листа, - давайте сюда».
    И вот ближе к полуночи, когда в небе клубились тучи, и накрапывал дождь, Брайна подошла к стойке в аэропорту и показала билет и паспорт. Вся дежурная смена восхищенно смотрела на Брайну. На ней был фосфорический плащ, серебряные туфельки и шляпка с пером. Какой-то пропащий человек катил за ней тележку с огромным свертком.
   «Что у Вас в свертке?» - для проформы спросил ее таможенник, словно под гипнозом – «Очень нескромный вопрос», - холодно парировала Брайна, и таможенник покраснел от стыда.
    И в эту минуту к Брайне подлетела, будто фурия, молодая девушка. - «Вы куда это собрались? – крикнула она Брайне. – В таком прикиде? А где обещанная доля?» - «Я ее не знаю, - сказала Брайна подбежавшему милиционеру и тайком показала ему служебное удостоверение. – Я на задании, под прикрытием!»
   Милиционер козырнул Брайне и взял девушку за локоть. Девушка свободной рукой выхватила из чулка револьвер и прицелилась в Брайну. – «Ого! – сказал милиционер. – Класс!»
   Брайна тоже выхватила пистолет, из манто. И прицелилась в девушку. Гул восхищения прокатился по аэропорту. Будто две музы приготовились к схватке на Олимпе, среди туч и облаков! Туристы побросали багаж и лихорадочно начали расстегивать фотоаппараты.
   Вот уже первые фотовспышки озарили зал, будто молнии. – «Вы, - крикнула девушка милиционеру, - разверните сверток! Это картина! Ворованная!» - «Правда?» - спросил милиционер Брайну – «Не будьте ребенком», - посоветовала Брайна.
    «А кто заказал г-на Владимирова? – неистовствовала девушка, вторя буре за стеклянной стеной аэропорта. – Я о нем до сих пор без слез вспомнить не могу! Как он глядел на меня с укором! А бедная цветочница! А Вася! Мокнут, связанные, в камышах!» - «О ком это она?» - подозрительно спросил милиционер – «Почем я знаю?» - ответила Брайна очень спокойно. И поточнее прицелилась в юную фурию.
   Но и та не дремала. Выстрелы загремели, как гром. И пули засвистели, как астероиды. Посыпались стекла из окон, бокалы в баре и чемоданы с конвейера. Люди попадали на пол, не сводя глаз с двух красавиц посреди зала. Туристы щелкали фотоаппаратами и благодарили небеса за удачу.
    «Нашла, кого жалеть! – кричала Брайна, уклоняясь от пуль, как кобра. – Г-на Владимирова! Он мне сердце разбил! Превратил мою жизнь в ад!» - «А мне все равно жалко! – кричала в ответ девушка, мечась под пулями, будто пантера в клетке. – И Васю жалко, и цветочницу!»
   И только когда у Брайны и у наемной убийцы кончили патроны, они сдались властям. Брайна плакала, вытирая глаза платочком. Девушка-убийца просила шампанского, ради всего святого. Бармен раскупорил для нее бутылку. Брайна тоже попросила шампанского, и тоже ради всего святого. Бармен принес шампанского и ей.
   Милиционер попросил водочки, от стресса. Таможенники заказали ром. Туристы захотели пива. Кто-то требовал молока, для маленького ребенка.
    Вскоре в баре аэропорта нельзя было найти свободного места. Там царила праздничная и лиричная атмосфера. Даже ребенок развеселился с молока, и все норовил ухватить Брайну за щечку.
   Вдруг решено было развернуть картину. Посмотреть, что за картина такая. Общими усилиями огромную картину развернули на полу. – «Как она называется?» - спросил профессор тонких искусств, глядя на картину через очки. Он летел в Читу, а самолет опаздывал из-за бури.   
   «Сумерки богов, - будто гид в музее, пояснила Брайна. – Кисти Петра Градова, нашего великого современника, из Галереи Маши Непомянутой» - «О!О!О!» - восхищался профессор, а с ним вся публика, и даже маленький ребенок.
   «По-моему, - сказал профессор Брайне, - в левом углу, в тумане, изображены Вы, дорогая!» - Но тут девушка-убийца вдруг крикнула, расплескивая шампанское: «Как же! Не она это совсем!» - Но Брайна только усмехнулась.
   Из телефона-автомата позвонили в детективный отдел, чтобы с Джерри Герасимова сняли оковы и отпустили его домой. Позвонили Маше, в Галерею, попросили забрать картину. И заодно прихватить коньяку.
    Девушка-убийца слетала на такси в парк, развязала в камышах детектива Васю и цветочницу, которые согревались поцелуями, чтобы совсем не замерзнуть. И привезла их в аэропорт, на фуршет.
    «А как же г-н Владимиров?» - вдруг спросил маленький ребенок. И в аэропорту на миг наступила тишина. Картина «Сумерки богов» на полу вдруг показалась живой и ужасной. Как буря за стеклами. И девушка-убийца чуть не заплакала, и вспомнила двух голубков на бульваре, как они испуганно улетали в небо.
   Но тут слово взял младший детектив Вася Обвалов.- «В каморке г-на Владимирова, - рассказал он простуженным голосом, - я нашел его письмо. Он пишет, что никакой он не г-н Владимиров, а душа вишневого дерева из сада в селе Тучкино. И что он ждет не дождется, когда его освободят от его оболочки, чтобы он вселился в голубя. И что его любовь уже летает голубкой над бульваром. Он никому не открыл ее имени. И что он оставляет алмаз в пять карат любому, кто поможет ему. Вот письмо, а вот алмаз. Я их чуть не потерял в камышах, но Таня помогла» - и Вася поцеловал цветочницу так, что публика застонала от восторга.
    Письмо пошло по рукам, а девушка-наемница прикладывала алмаз то к ушку, то к груди, то к пальцу, любуясь его сказочным блеском. Тут и Маша подоспела, с художниками и миллионером из Техаса, с полным багажником коньяка. И праздник зашумел с новой силой!   
      
КОНЕЦ

ПОДдержка

(Совокл)
-2 2004-12-23 3 912
НЕ кАЖется ли ВАм, мНОГоуважаЕМые дАМы и госПОДа, что слАБЫх ПОЭТов нАДо ПОДдерЖИВать? вЕДь есЛИ слаБЫх поэТОВ не ПОДдерЖИВать, то слаБЫе поэТЫ моГУт уПАСТЬ. сЛАбые ПОЭТы мОГУт ОЧень нИЗко уПАСТЬ. гоРАЗдо нИЖе, чЕМ вы моЖЕТе сЕБе ПРЕДстаВИТЬ!

тяЖЕЛа раБОТенОЧка эТА -
выНИМать из боЛОТа ПОЭТа!

вЗЯТЬ наПРИМер мЕНя. хОТя нЕТ! не нАДо мЕНя БРАть! поЛОЖЬте на мЕСТо! ВОЗЬмите ЛУЧше ЭПСУ. оНА кОНечно воВСЕ не слаБАя поэтЕСса, НО заслуЖИВАет тОГО, чТОб ее на рукАХ поНОСили. поносИЛИ, но ПРи эТОМ не ПОНОСили как поэтЕСсу.
Встретить 2005 год - Год Петуха - денег хватает только на куриные окорочка…
2006 год – Год собаки…Перебьемся как-нибудь. А что делать?!…
Но вот кто доживет до 2007 года, возможно, попробует и САЛО!
Майор дорожно-патрульной службы Петр Косоротов оказался рыжим толстопузым коротышкой с глазами навыкате, гак у гусака.
- Из редакции?... Да, звонили. Присаживайтесь, - протянув руку, он указал на потёртый стул с засаленным сиденьем.
- В общем так, сегодня в пять утра водителя трамвая задержали. Представьте себе, двигался с нарушением скоростного режима по полосе встречного движения в сторону МКАДа...
- Шутите?!! – у корреспондента газеты "Очередная сплетня" Геннадия Овечкина пересохло в горле и вспотел палец на кнопке диктофона.
- Хе... Мы тоже поверить не могли... Без контактного провода, без рельсов. Начальство на ушах стоит. Только что сотрудник Академии Наук приезжал. Покрутился вокруг трамвая, за колесо потрогал, лоб поморщил и умотал без объяснений.
- Не может такого...!
- Может, может. Сам видел. Кошмар, конечно, а не зрелище. Хорошо ещё утро раннее, машин мало. Пришлось по тревоге район перекрыть. Трамвай около двадцати тонн весит, идёт где-то под сотню. Он с такой фигурой никого не стесняется. Мотает его от тротуара к тротуару, аж фонари шарахаются. Водитель в дребадан пьяный, видимо, заблудился с перепоя и на МКАД попасть не мог. Битый час за ним колесили с мигалками, точнее, скакали по распаханному асфальту. Полрайона вспахал, скотина, хоть пшеницей засевай...
- И как вы его остановили?- поинтересовался Овечкин.
- Не сразу, надо сказать. Через трамвайный парк узнали телефон домашний, жену с постели подняли, объяснили что к чему. Та скалку схватила и за нами.
- Смеётесь...
- Ну, что вы? Какой тут смех? Можно сказать, последнее средство. Хотели танками улицу перегородить, да ведь не факт, что остановят. Стрелять нельзя. Решили, вот, обойтись без жертв... Жена – она женщина русская... Как, говориться, трамвай на хо... тьфу... коня на ходу остановит, в горящую эту... избу войдёт.
- Ну, и?
- Остановила... Кстати, Катериной зовут. Она и встала поперёк дороги, как Катюша образца 43-го, одну руку вбок, прямой наводкой скалкой замахнулась. Затем еле мужика спасли, оторвали бабу от него, а то бы замордовала до смерти. А нам-то он живой для отчётности нужен.
- А с виновником происшествия можно будет побеседовать?
- Никакой возможности, он в полном отрубе... Но это ещё не всё!! – Косоротов многозначительно приподнял правую бровь, отчего, как показалось Геннадию, и без того выпученный глаз чуть не выкатился прямо на стол. – Вскоре после нашего звонка нам перезвонили из трамвайного парка и заявили об угоне трёх! – тут Косоротов сделал ещё более значительное лицо и придержал пальцем глаз. – Заметьте, трёх (!) трамваев "Татра" чешского производства! О местонахождении последних двух ничего не известно!
Косоротов перевёл дыхание.
- Зато о водителях информация имеется, - майор нацепил роговые очки а'ля Гарри Поттер и извлёк бумагу из стопки на столе, - это Колесников Павел, наш герой Мещеряков Семён и Яценко Николай. Три закадычных друга, три любителя заложить за воротник, правда, до сих пор в нерабочее время.
Овечкину эти фамилии ровным счётом ничего не сказали, поэтому он промолчал, давая выговориться словоохотливому гиббдешнику.
- Когда подъехали ребята из 4-го управления по борьбе с организованным алкоголизмом, вагон обыскали, нашли рюкзачишко. А в рюкзаке четыре полные поллитровки из-под "Гжелки", плавленый сырок "Янтарь", бритвенный станок, носки, пара плохо стиранного белья, ласты, маска и дыхательная трубка. Одна недопитая бутылка в кабине валялась и ещё три таких же пустых под сидениями. Прежде чем водитель выпал в осадок, с него пытались снять какие-либо показания, а он, глупо ухмыляясь, промычал что-то про "прикуп" и "Сочи" – и аха... того-самого ...ушёл в осадок.
- Любопытно.
- Да-а, любопытно. А ещё любопытнее, куда те два трамвая подевались. Трамвай не мотороллер, далеко не замеченным не уедешь. Их бы первый же патруль засёк... Итого, дело весьма загадочное, попахивает сверхъестественным. Федералы забрали дело себе, но я буду в курсе, - майор оторвал свой филей от стула и сунул Петру потную руку, - звоните.

***

Сделав запись, Овечкин оперативно смотался на редакционной девятке в трамвайный парк.

В администрации ничего толком не знали или предпочли промолчать на всякий случай. Зато один из разнорабочих малярного цеха, Михаил, назвавшийся приятелем Николая Яценко, по счастливой случайности был найден Геннадием и куплен на корню предусмотрительно приобретённой бутылкой коньяка "Кутузов". Михаил препроводил Овечкина в какую-то замызганную каптёрку, где гостеприимно усадил за жалкое подобие стола, сотворённого из двух деревянных ящиков и листа оргалита.
- Колян всегда был большой фантазёр, - открыв бутылку зубами и сделав подряд несколько нехилых глотков прямо из горлА, хотя стакан стоял рядом, Михаил крякнул и посмотрел на бутылку с отвращением, - фантазёр, и эта... по бабам ходок. А ещё он выпить горазд. Грамотно умеет. Сначала съедает маленький кусок сливочного масла, а потом уговаривает пару-другую бутылок – и ни в одном глазу.
- Старик, а нельзя ли по делу? – прервал его Геннадий.
- А я и по делу говорю!... Случай один был – силовой провод отключили ночью, неувязочка вышла. А Колян - он последним был на линии, последний трамвай, как говорится. И вот, встал этот трамвай, как вкопанный, а Коле чё делать-то? Хозяйство бросить не может. А зима, холодно-то без электричества. Колян и вспомнил про бутылку с водочкой, что домой вёз на субботу.
- И-и?
- Ну, и уговорил он её, хорошую. Тут электричество дали, он до парка и доехал.
- Дальше-то чего? – Овечкин начал терять терпение.
- И всё!... Доехал, говорю, до парка... А потом только узнал, что электричества (!) никто не давал.
- Хм...
- Вот такая фигня!
Миша махом допил остатки "Кутузова":
- Делают же дрянь, - пробормотал он в сторону, - эх, водочки бы.
- Постой, - Геннадий пожалел, что не дал "Кутузова" после разговора, - ты мне толком объясни, а то плетёшь тут пьяную чушь.
- Почему пьяную чушь? - возмутился Михаил. - Я пьяную правду говорю. Пьяный – это сила! Как говорится, пьяному всё пох. А почему так говорится?.. Потому что - ПРАВДА!
У Михаила в голосе прорезались патетические тона, глаза поплыли, он потряс в воздухе чёрным промасленным пальцем и перешёл зачем-то на шёпот.
- Они экс-пе-ри-менты ставили... Угу... Кто грамотнее пил – у того трамвай быстрей шёл. И почему-то этот фокус только с трамваями и получался, наверное, оттого, что они работают от электричества. А как-то раз сам видел, как один полетел. Невысоко полетел так, сантиметров десять над землёй. Чтоб мне провалиться на этом месте, если вру! – Миша коротко перекрестился. - У Сёмы так не получалось, а Колян первый был среди них летун. Он не только трамвай, он и электричку заставил бы летать силой, так сказать, своего алкоголизма! Между прочим, это он уговорил Сёму и Павлика к морю податься. С детства мечтал. Он ведь ни разу в жизни на море не был!
Миша подозрительно шмыгнул и потёр осоловелый глаз запястьем.
- Всё в Австралию хотел, а они своё заладили: Сочи, Сочи. Он им тогда и говорит, вы, мол, дуйте без меня в Сочи, чего я там не видел, а мне на океан хочется... или ещё куда далее. Мечтатель был, как Циолковский.
- Откуда такие подробности? Они что, тебе докладывались? – спросил Геннадий, удивляясь больше тому, что тот слыхал о Циолковском.
- Я им помогал, как друг. За водкой бегал, я..., я... - на последнем предложении у Миши непроизвольно слиплись веки, голова запрокинулась назад и надрывно захрапела.

***

На следующий день Геннадий первым делом позвонил майору.
- Да, новости есть, - жизнерадостно откликнулся гиббдешник. - Представьте себе, обнаружился второй трамвай. И знаете где? ...Не поверите! В Сочи! ...На платной стоянке около санатория "Малый Ахун". Водителя нашли на полу вагона спящим в одноместной палатке. На утро, как прочухался, божился, что ничего не помнит. Самое интересное - никто, ...ни одна сволочь не знает, как он туда попал. Асфальт без повреждений. По воздуху что ли?.. Теперь бы третьего сыскать...

Овечкин почему-то решил промолчать о вчерашнем разговоре с Михаилом. Всё происходящее ему представлялось не совсем реальным, эдаким собачьим бредом. В любом случае, он жаждал развязки этой таинственной истории. Но развязка неожиданно затянулась. Сначала от майора перестала поступать свежая информация. Затем тему засекретили вовсе. СМИ как в рот воды набрали. А редактор газеты при встрече совестливо отвёл глаза и дал другое задание.

Лишь спустя недели две, на первое апреля в одном из научно-популярных журналов проскользнула статья о том, что американский телескоп в штате Нью-Мексико зарегистрировал на Луне новообразование в районе Моря Спокойствия: красноватого оттенка, продолговатой формы, порядка 10-15 метров в длину. Высказывалась версия об искусственном происхождении объекта. Геннадий так и не понял, была ли это первоапрельская шутка, но ему живо припомнились слова о Циолковском, и почему-то показалось, что Николай всё-таки осуществил мечту своего детства. Стало немного, но по-доброму завидно. Фантазия рисовала Овечкину маленькую одноместную палатку рядом с красным трамваем чешского производства на берегу высохшего лунного моря и самого алконавта, лежащего рядом в маске и ластах, с запотевшей, початой бутылочкой "Гжелки". Отсутствие на Луне кислорода Овечкина не трогало. Пьяному ведь и море по колено, и летающие трамваи по плечу. Волновало одно: только бы водки хватило на обратную дорогу.
Этюд №1

Написал первую строчку, и вдохновение на этом иссякло, как вода из крана в нашей квартире, которую вот уже месяц как отключили. Почему-то кто-то считает, что летом мыться не полагается, видно, из солидарности к народам развивающихся стран Африки, юго-восточной Азии и аборигенам островов Океании. К этому удовольствию солидарно присоединяется нетрадиционная московская жара. Тем самым обеспечивая высокий доход общественным банным заведениям, производителям легких алкогольных, а заодно и безалкогольных напитков, продавцам мороженого от "Рамзая", мелким придорожным забегаловкам, предлагающим своим посетителям горячительные напитки и прохладительные сосиски, а также фирмам, торгующим всякого рода холодильными установками.

Местную картину хорошо дополняют многочисленные "Жигули" по обочинам дорог со вскипевшими от жары и долгого пребывания в пробках двигателями и случайными дамочками на шпильках, с искренним удивлением взирающими на то, как их каблучки на их же глазах погружаются в асфальт. Как непременный атрибут местных пейзажей, изредка и лениво переругиваясь между собой, на деревьях с гордым видом сидят присмиревшие московские вороны. После прошедшего урагана, изломавшего не одно дерево в округе и повалившего ряд жалких хибар на подмосковных дачных участках, установилось безветрие и духота, от которой становятся варёными собственные мозги и мысли, пропадает всякое желание двигаться, а время лениво тянется и растягивается по далеко не эйнштейновским законам. Становится понятно, почему в жарких странах цивилизация, как правило, отстаёт от среднестатистической. Хочется забраться в воду по шею и сидеть там целый день до вечерних сумерек, изображая из себя неизвестное науке крупное человекообразное земноводное с отдельными признаками сапиенса.

По пятницам и по понедельникам утром на радиальных дорогах Москвы стихийно образуются немыслимые автомобильные заторы длиною с не один десяток километров. Эти, на несколько часов нудного простаивания, пробки преимущественно состоят из разномастных и "разнокалиберных" автомобилей поклонников дачного труда и отдыха, спешащих на свои участки в пятницу и возвращающихся прямо на работу в понедельник утром, а также из машин добропорядочных (и не очень) граждан, живущих в Подмосковье и нашедших себе работу в Москве. Тут можно заметить и надменный "Мерс", везущий на своей крыше с пяток старых и ржавых металлических кроватей, и видавший виды "Жигуль", буксирующий на специальной тележке небольшой катер ценою эдак тысяч тридцать - сорок долларов USA. Если припомнить эффектную картинку молодой индийской девушки, несущей с божественной грацией большой кувшин на голове, то можно получить удовольствие от созерцания старого "Москвича" с огромнейшей связкой на багажнике, по размерам не меньшей самого автомобиля и состоящей из стола, стульев, нескольких матрасов, трёхметровой стремянки, свисающей далеко за пределы кузова, связкой печных жестяных труб и с ещё кучей прочего барахла. Пристроившись сзади, испытываешь невольный душевный трепет из опасения, что на скорости выше ста этот, с позволения сказать, ком сдует на тебя встречным ветром, а затем прокатится назад, оставляя кровавый след из покорёженных автомобилей пополам с пассажирами. Нервы не выдерживают, и шарахаешься на соседнюю полосу движения, забыв при этом включить поворотник.

А здесь как раз и поджидает меня (да и остальных тоже) гостеприимный ГАИшник, переименованный в ГИББДешника, в поту, трудах и заботах зарабатывающий жалкие копейки на "лего-крепость" для старшего, "барби-дом" для младшенькой и сумочку из крокодиловой кожи от "Версачи" для своей законной. На своём лице он справедливо рисует возмущение негражданским моим поведением, но в процессе общения, получив ожидаемую мзду, неожиданно смягчается и соглашается, что я ещё не окончательно потерян для общества. ГАИшники живо напоминают мне проституток, в великом множестве плодящихся здесь же вдоль трассы при выезде из Москвы. И те, и другие: тусуются у дороги, тормозят машины и имеют бабки с клиентов. С одним, правда, отличием: если клиенты имеют по всякому проституток, то ГАИшники имеют по всякому клиентов.

Этюд №2 (история продолжается)

Торможу возле одной из забегаловок в надежде, что меня ожидает приз за выдержку и хладнокровие в разговоре с представителем правопорядка в виде ледяной бутылочки пепси из холодильника. Но куда там: холодильники потекли, приходится довольствоваться теплой, как моча, мириндой. Но я благодарен моменту за передышку.

Выйдя наружу, пью, наблюдая, как молодая женщина с ребёнком тщетно пытается остановить попутку. Ребёнок - девочка с симпатичной мордашкой - с детской настырностью пытается отдавить маме ногу. Одна машина всё же останавливается. Но - нет! Видно, не сошлись в цене. Женщина растерянно оглядывается по сторонам и, заметив меня, подходит:

- Скажите, пожалуйста, ходят ли здесь какие-нибудь автобусы до NN?

- Простите, я не знаю.

Что я могу ответить? Я всё как-то на своей тачке, а автобусом здесь ездил в последний раз лет шесть тому назад. Прикидываю, что конечная цель моего путешествия недалеко от NN, а женщин с детьми в такой ситуации мне почему-то всегда жаль. Моя "жалостливость" срабатывает и на этот раз:

- Я могу вас подвезти. Не желаете ли?

- Ой, спасибо! Ирочка, садись быстрее, нас дядя подвезёт.

Едем. Рисую себе картинку, как она начинает рыться в своей сумочке, извлекая кошелёк с мелочью. Как я гордо отказываюсь от вознаграждения и заявляю, что подвёз абсолютно бескорыстно. Заранее вижу её растерянность и благодарную улыбку на лице, а также слова о том, как ей приятно, что настоящие джентльмены, оказывается, не перевелись в нашей стране и что я один из таких - редкий.

- Простите, а можно воспользоваться вашим сотовым? - прерывает она мои самолюбования.

- Вот, возьмите.

Моя пассажирка начинает набирать чей-то телефон:

- Ало! Паша, это ты? ... Я тут из машины, мой сотовый разрядился. Давай встретимся ... Что? Перезвонить на стационарный?... Хорошо, диктуй номер.

Я начинаю соображать, что попутчица позвонила тому на мобильник, и что ейный милый, трепетно оберегая зараборанную копейку, просит перезвонить ему на телефон стационарный. Она начинает заново набирать номер. Вот думаю, зараза, мало того, что звонок с моего мобильного на любой другой ("Билайн" или "МТС" - без разницы) за мой счёт, и её собеседник мог бы об этом вспомнить, ещё и она делает вид, что этого не знает. Нет, думаю, денег с неё за проезд всё же не возьму, но переговоры она, конечно же, оплатит.

- Вы могли не перезванивать. - объясняю. - Все переговоры всё равно оплачиваются с этой стороны.

Молчание... Она продолжает переговоры с милым и говорит ещё минут пять - шесть. Меркантильный интерес берёт вверх, и я начинаю считать про себя: одна минута, плюс шесть минут, помножить на полдоллара в минуту - это приблизительно сто десять рублей. Если бы она поймала машину, то это ещё рублей сто - сто пятьдесят. Как-никак дорога дальняя. Всего: ну, ... двести пятьдесят рублей. Интересно, как она со мной собирается рассчитываться

Наконец она договаривается о встрече у канадской забегаловки - ресторана "Макдоналдс".

- А вы не могли бы подбросить меня к "Макдоналдсу"? - наивно интересуется моя попутчица. Её дочь, уже не кажущаяся мне симпатичной, с детской непосредственностью продолжает вытирать ноги о моё кресло и обивку заднего сидения.

- Ирочка, веди себя прилично! Ты мне все платье испачкала ногами! - гневно замечает молодая мамаша.

Мне эта забегаловка не по пути. Да-а-а...! Это не она, а я наивный человек. Конечно, раз взялся - всё-таки довезу! Но, я ей всё выложу, если она не захочет оплатить разговор! И за разговор, и за доставку возьму по полной программе.

Всё, вот и ресторан.

- Выходи, Ирочка, приехали, - вещает она голосом диктора ОРТ, захлопывает дверь и походкой фотомодели, слегка покачивая бёдрами и щедро одаривая меня этим зрелищем, уходит, не оборачиваясь!

- ... !??
Ни спасибо, ни до свидания, ни ...

С минуту тупо гляжу на уснувший на нулевой отметке спидометр.

Чувствую, что догонять не стану. ... Надо понимать, должник теперь - я!

А дёшево отделался, думаю! Был аналогичный случай, когда с меня ещё двадцать рублей спросили на сигареты! ... Не дал!

А всё-таки есть в нашей стране настоящие джентльмены!

Москва, июль 2001г.
Эх, приятно, черт возьми, годами не видеть любимых подруг, но однажды случайно встретить в бутике на Кузнецком! Щурюсь и думаю, что за фифа в соболях, жемчугах и красных сапогах в июльской духоте. Знакомые очертания полутора центнеров веснушчатого теста выпирали из всех зеркал. Вдруг поворачивается отъетая харя Ренаты Туточкиной, вечнорыжей неудачницы. Неужто это Рени, моя баррикадная подруга?!

Дальше сцена из бобруйской оперетты «Не может быть, столько не живут!», в трех картинах: 1) окуклившиеся от расплоха глаза; 2) гримаса негаданного счастья долгожданной встречи; 3) принятие выигрышной позы с распахиванием шубы и оголением невозможно кровавых ботфортов по самые ляжки.

–    Зиночка, любимая подруга! Ты ли это в белокаменной?! Что ж не позвонила? – приторное чмокание напомаженными губами мимо щек. – А я думала, ты давно на Кипре, в Средиземном море отмываешь капиталы своего нефтяного прынца, – скороговоркой нашлепали тонкие вяло-розовые губы. – В Москве на побывке?

В глазах подруги незадача: то ли поумирать от зависти, то ли хвастануть своим благополучием энд процветанием. Напряглась, короче.

–    Ну что ты, Рени, мой олигарх давно отошел в мир иной – свой алкогольный рай, прихватив ящик водки. Империю его растащили подельники, госимуществу, как водится, перепало. А я что? Только и успел православный жлоб мерина переписать на меня, так и тот долбанула с похмелья и досады после поминок. Я снова безутешная вдова, Ренатка!

На конопатом лбу подруги стремительно разгладились морщины, а глаза покрылись влажной пленкой покровительственного лицемерия. Полуразвалясь на прилавке и небрежно глядя поверх притихших продавщиц, она выдала тираду с июльскими тезисами:

–    Не переживай, Зиночка! В наше трудное биржевое время главное – сделать правильную ставку. А уж кому как не нам, передовому отряду женщин нелегкой судьбы, прошедших огонь, воду и канализационные трубы перестроечной жизни, с нашим опытом и связями, выдернуть перо из гузки капризной птицы щастя?!

Она всегда была склонна к пафосу, дурным шмоткам и фальшивым жемчугам.

–    Ты-то как, родная? Судя по прикиду, благоустроила личную жизнь?
–    Да, радость моя, пойдем, познакомлю с супругом и лимузином, они за углом, – уже распирало.
–    Поздравляю. Так ты теперь не Туточкина?
–    Кацман я теперь, таки да.
–    Ой, киска, не за раввина ли выскочила?
–    Обижаешь, подруга, лавочка моего котика – холдинг. Там и банк «Русский стандартъ», слыхала, наверно, и страусиная ферма, и футбольный клуб «Русские соколы», и газета «Русская правда», остальное так, по мелочевке...

В кадиллаке сидел жирный пингвин с холеным водоэмульсионным лицом, в дорогом черном костюме, белой манишке и шляпе с черноземными полями. Из шести динамиков лилась оглушительным водопадом «Тум-балалайка». Такие крепости не берутся с разбегу, а на затяжную осаду – Ренатка трупом ляжет, но времени не даст. Я смиренно уселась позади и согласно закивала в ответ на приглашение в кошерный ресторан.

За форшмаком и цимесом выяснилось, что завтра в столицу прибывает племянник банкира из земли обетованной – холостой девственник Йося. Он приедет заключать контракт на поставку кошерной свинины. Рени по-родственному подмигнула, и я поняла, что форма одежды на завтрашнем ужине – парадная. Под обнадеживающую песню Лолиты «Я выйду замуж за еврея» мы обменялись прощальными чмоками.

На ночь я положила под подушку «Шулхан-Арух», а весь последующий день провела у портнихи, в косметическом салоне и дома перед зеркалом, репетируя во взгляде мировую скорбь еврейского народа и ненависть к палестинским террористам.

Но в ресторане меня ожидал неприятный сюрприз. Йося прибыл в командировку не без своей еврейской мамы, а как же. Тяжелым мановением руки Циля Моисеевна поправила пучок под сеточкой и фианиты в небритых ушах и посмотрела на меня, как Фанька Каплан через прицел на Ильича. После чего немедленно пересадила Йосю на другой конец стола.

А Йося был взволнован. Не то предстоящим контрактом, не то моей неспокойной грудью. Он нервно перебирал четки маленькими детскими пальчиками и бросал сквозь тройные линзы очков застенчиво-пламенные взгляды, опасливо косясь на маму, чье туловище в черном крепдешине растеклось и залилось своими выпуклостями в мельчайшие впуклости соседнего кресла. Из-под ермолки Йоси вихрились рыжие пейсы с желтыми бигуди на кончиках. Когда он пытался есть, бигуди постукивали по тарелке, и он порывался их снять. Но Циля Моисеевна бдительно хлопала его по рукам, выдерживала выразительную паузу выпученными от негодования глазами, поправляя оранжевую бандану, а затем выдавала тираду на смеси иврита, идиша и матерного. Йося понуро опускал свой горбатый нос в фаршированную рыбу, удрученно сыпал перхотью в тарелку, нервно потел и продолжал стеснительной украдкой пялиться на мое декольте. С губ его постоянно капала слюна, и я гадала, рыба ли вызвала у него такой аппетит или мои формы.

Во мне проснулся не на шутку материнский инстинкт. Захотелось состричь пейсы с бигудями, искупать угнетенного мальчика в Head & Sholders, прижать к груди и дать хотя бы понюхать под мышкой. Чтобы вырвать несчастного зайчика из лап властной еврейской мамы, я даже готова была пойти на усыновление в форме брака.

Оказалось, что Йося с мамой живут в киббуце, где выращивают квадратные помидоры. Но поскольку спрос недостаточный, их скармливают свиньям. Израильский рынок уже перегрет кошерной свининой, и будущее киббуца Циля Моисеевна видит в экспорте в страны СНГ. Перед поездкой она даже помолилась у Стены Плача и сунула Господу записку на дорогой бумаге с настоятельной просьбой уговорить московские рестораны на закупки продукции киббуца.

Приняв несколько унций текилы, я осторожно поинтересовалась у зарубежных гостей урожайностью озимой свинины на бескрайних полях Палестинщины. Поскольку это была единственная тема, на которую Йося мог членораздельно и почти по-русски говорить, он перестал жевать, вытер ручки об пейсы и раскрыл рот для ответной речи. Но глаза Цили Моисеевны угрожающе пожелтели, она подняла свой сосисочный палец и прочла присутствующим лекцию о палестинских свиньях из «Хамаса» и «Хезболлы». А поскольку ее троюродная сестра, выселенная из сектора Газа, нынче заполонила своим многочисленным выводком и пятью течными кошками весь дом Цили Моисеевны, то в контексте свиноводства досталось больше всех Шарону и его матери. Она ритмично загибала сосиски с оранжевыми ногтями, перечисляя Синай, южный Ливан, Западный Берег, и гневно приговаривала: «или им мало?» На секторе Газа она подавилась костью и закашлялась. Тогда Йося произнес первые членораздельные слова:

–    А Бобруйск?

При слове «Бобруйск» воцарилась пауза с глубокими вздохами, как в романе товарища Ильфа с приятелем. Даже Ренаткин пингвин ностальгически закатил глаза и пролил вино на манишку. Я тоже вспомнила этот высококультурный город с его опереточным театром и шинным комбинатом, где когда-то на гастролях ухитрилась спеть «Летите, голуби, летите» на мотив «Семь сорок», и завести роман с директором комиссионного магазина, которому накануне нашей свадьбы таки дали десять лет за особо крупные размеры.

И тут привстала опоенная некошерной водкой Рената… Дело в том, что Бобруйск являлся не только культурной столицей, но и исторической родиной ее бобруйской матери, штамповщицы с шинного комбината. Она споро смастерила сочный кукиш и протянула его под нос Йосе с криком на весь ресторан:

–    А шиш вам, пархатые!
–    Рени! – с вялой укоризной опустил ее руку пингвин.
–    А шо?! Мало вам народ православный спаивать и ограблять, так еще и аннексию удумали, пейсатые? – и кулаком она стукнула аккурат по фаршированной рыбе, что, согласитесь, было святотатством.

Наконец, Циля Моисеевна прокашлялась и запустила в и без того ненавистную сноху рыбьим хвостом. Ренатка в ответ плеснула ей в лицо апельсиновым соком. Дальше полетели приборы. О Ренаткин лоб разбился бокал с нехрустальным звоном.

–    Говорила тебе, говорила ж, – приговаривала Циля Моисеевна, обращаясь к брату, – не живи с гойкой, шлемазл! – и запускала очередной тарелкой в обидчицу.

На грохот бьющейся посуды сбежались халдеи и потащили под белы рученьки на выход разбушевавшуюся Рени, визжавшую «Бей жидов, спасай Бобруйск!» Пингвин прокомментировал:

– С утра натощак «Протокола сионских мудрецов» начиталась… – и поплелся вослед благоверной.

Я погладила на прощанье по головке Йосика, забившегося под стол и испуганно выглядывавшего из-под заляпанной скатерти, и солидарно пошла оказывать первую помощь подруге. Ренатка наотрез отказалась ехать домой в «сионистском» лимузине. Ловя такси, она, всклокоченная, с подбитым глазом и в своем павлиньем прикиде, была похожа на вышедшего в тираж трансвестита из недорогого квартала в Неаполе. Вместо адреса она орала «Бей жидов, спасай Бобруйск!» Таксисты крестились и шарахались.

Назавтра они подали на развод. Я тоже, как понимаете, осталась при своих и с приветом от хасида Йоси. Вот такое оно, еврейское счастье. Верьте, милочки, это чистая правда, – как кошерный денатурат. Правда, пингвин вчера прислал мне приглашение на презентацию своего нового гламурного журнала «Русский взглядъ». А почему бы и нет? Я подумаю...
Из рассказов моего отца.
/мои добавления и литературная обработка/

******

- Ты только посмотри, какая крошка! – отец с улыбкой указал мне на забавного котёнка, который выполз из-под старой винной бочки, кем-то брошенной у забора. Попав на яркий солнечный свет, котёнок зажмурился, отряхнулся, почесал задней лапкой у себя за ухом и, нисколько не стесняясь нашего присутствия, тут же принялся ловить большую белую бабочку. Некоторое время я и отец с любопытством смотрели на эти уморительные упражнения. Чёрный, с белой манишкой и такого же цвета лапками, малыш смешно изображал из себя взрослого хищника: его хвост начинал напоминать вертикально поставленный ёршик для мытья посуды, он приникал всем телом к земле и, повиляв предварительно задницей для верности прицела, делал неуверенный прыжок. Бабочка словно потешалась над котёнком: стоило ему прыгнуть, как она срывалась с места и, сплясав в воздухе своеобразный танец, садилась поблизости. Наконец, бабочка села у большого валуна. Котёнок начал было подбираться к ней, как вдруг внезапно передумал и, обойдя камень, зашёл к жертве с тыл.

- Маленький, а такой умный! – сказал отец. Котёнок ему явно понравился.

Очередной прыжок непоседы успехом не увенчался: бабочке вконец надоело это дело, и она улетела за забор. Ничуть не расстроившись, маленький хищник оставил своё занятие и направился прямо к нам. Я присел на корточки и протянул навстречу руку.

- Ксс-кс-с!

Котёнок внимательно обнюхал мои пальцы, лизнул для пробы и разочарованно мяукнул:

- Мяя-я! – тоненько и просяще.

Мы с отцом переглянулись.

- Берём?
- Отчего же не взять его, такого симпотягу?
- А как звать-то будем?
- Ну, раз из-под бочки вылез, будет - Диоген.

Идея с именем нас весьма развеселила. Я взял малыша на руки, и мы, посмеиваясь над идеей, отправились домой. Уже дома на поверку Диоген оказался обыкновенной Муркой. Да будет так - решили мы.

Однако, Мурка быть обыкновенной, заурядной кошкой явно не желала. По мере того, как она росла, превращаясь в молодую элегантную кошку, мы стали замечать за ней проявления своеобразного интеллекта. Первое время Мурка, желая выйти из комнаты, подходила к двери и, обернувшись к нам, принималась мяукать. Она неоднократно видела, как мы открываем дверь и, очевидно, сумела понять, что самая главная деталь в этом деле – это дверная ручка. И вот наступил день, когда Мурка, решив пойти прогуляться во двор, села у выхода и затянула своё требовательное "мяя", поглядывая то в нашу сторону, то в сторону заветной ручки. Так случилось, что мы были заняты и с помощью не торопились. Мурка долготерпением не отличалась, неожиданно она подпрыгнула и повисла на ручке обеими лапами. Ручка была старая, хорошо разработанная, и язычок легко вышел из паза. Сначала Мурка несколько замешкалась, как бы осмысляя то, что она сделала, можно сказать, своими «руками», затем просунула под дверь лапку и через мгновение была уже на дворе. С этих пор Мурка была переведена на самообслуживание. Не всегда получалось так удачно, как в первый раз, но двух-трёх попыток ей хватало.

На этом её интеллектуальные проявления не заканчивались. Временами на Мурку нападала почти человеческая «разговорчивость». Сидишь иной раз за столом, Мурка прыг на него, сядет напротив и «муркнет»:

- М-р-р-р ...
- Ну, чего тебе? – спрашиваешь её.
- М-р-р, м-р-р-р, мау-у, му-а-р-раау! – отвечает Мурка, заглядывая в глаза. Давай, мол, поговорим о жизни, о том – о сём, о хлебе насущном. Кстати, о еде: мыши тебя как ... не волнуют?
- Да я как-то больше свинину, там, говядину люблю.
- Напрасно, мур-р, напрасно...!

Эти её странные, почти членораздельные звуки чередовались с совершенно различной частотой в произвольном порядке и с непередаваемой интонацией. Таким образом можно было беседовать с ней довольно долго. Казалось, что она хочет выговориться или пожаловаться на что-то. Увы, человеку пока не доступен кошачий язык, а кошкам - человеческий. Но, несмотря на это, между нами и Муркой царило редкое взаимопонимание. Она, к примеру, назубок знала часы нашего завтрака, обеда и ужина, и её не приходилось долго ждать или упрашивать отведать лакомый кусочек. Её аппетит в точности соответствовал её жизнелюбию. Стоило моей матери начать готовить, как Мурка - в каких бы краях она ни была - тут же оказывалась рядом. Впрочем, её гордая натура не позволяла ей столоваться у нас даром, и она время от времени старалась внести свою лепту в наш семейный рацион. Иной раз, проявляя свои лучшие душевные качества, она являлась к трапезе с мышью в зубах и непременно бережно, как некую драгоценность, раскладывала её перед нами, вызывая у присутствующих, как вы догадываетесь, «приступ аппетита, сопровождаемый бурным слюновыделением».

- Мау-у-р, привет честной компании! А я тут не одна: с дичью. Как вам мелкий грызун в собственном соку по-мяу’рикански?... Что ж вы остановились-то? Кушайте, родимые, кушайте, я вам не помешаю.

Однажды моя мать не проявила должного уважения к Муркиному дару и на её глазах вышвырнула дохлую мышь на помойку. Мурка не «разговаривала» с ней три дня, но потом всё вернулось опять на свои места: чего только не простишь родному человеку.

Однажды Мурка принесла в дом ещё живого ужа. Каким-то чудом, а, может, благодаря своим инстинктам, она не напоролась на змею ядовитую. В наших местах нередко можно было встретить не только ужа, но и обыкновенную гадюку. Порой подростки ловили змей, прижимая их палками к земле, и отправляли в заранее приготовленную бутылку. Затем они пугали ими в школе девчонок или заспиртовывали несчастных в той же емкости. На сей раз, как оказалось, Мурка принесла себе новую игрушку: то схватит ужа зубами, то подбросит кверху, то перекатится на спину и начнёт им жонглировать, помогая себе при этом задними лапами. Уж оказался на редкость живучим, и Мурка забавлялась им почти целый час. Наконец, он "благополучно" отдал концы, его хвост перестал извиваться, и охотница потеряла к нему всякий интерес. Встал вопрос, что делать с замученной змеёй. Брат подал идею не дать пропасть деликатесу и скормить его Мурке. Но Мурка не желала видеть в змее пищу: игрушку – куда ни шло, а пищу – никоим образом. Тогда я капнул на голову новопреставленного ужа каплю мясного соуса из своей тарелки и в таком виде вновь отправил владелице на очную ставку. Мурка принюхалась, подумала и, изменив планы, принялась заглатывать ужа с головы. Зрелище не для женщин! Тем не менее любопытно было видеть, как уж, потихоньку укорачиваясь, исчезает целиком в кошачьей пасти.

Любопытная история произошла со старинной семейной ширмой. Этот, с позволения сказать, музейный экспонат достался нам по наследству и был обтянут старой выцветшей тканью. Я с целью омоложения "раритета" расписал его красочными сценками из жизни птиц, сюжет которых почерпнул из энциклопедии Брема. Говорят, что кошки не реагируют на неподвижные нарисованные объекты. С Муркой же опять всё было по-другому. Усталая, а, может, ленивая, она как раз держала путь со двора на наш подоконник. При виде моего творения у Мурки заиграли охотничьи инстинкты, и она стала ползком приближаться к ширме. То, что наша "интеллектуалка" приняла этих птиц за настоящих, явилось лучшей оценкой моего искусства. Я было испугался, что она бросится на ширму и испортит мою работу, но Мурка неожиданно выпрямилась, приблизилась к изображению, осторожно понюхала, потрогала его лапкой, затем брезгливо потрясла ею в воздухе и, презрительно отвернувшись, в два прыжка запрыгнула на подоконник.

Говорят, что собака предана своему хозяину, а кошка - своему дому и на хозяина смотрит лишь как на источник пищи и ласки. Наша же Мурка питала к нам самые нежные чувства и не раз проявляла не характерное для кошек внимание и участие.

Как-то раз мой младший брат, не выполнив школьного домашнего задания, запросился на прогулку. Мать не пустила его. Брат демонстративно закрыл лицо ладонями и стал изображать глубокую скорбь, исторгая из себя жалобные рыдающие звуки:

- У-у-у! У-у-у, у-у-у, …!

Эти жалкие попытки надавить на материнские чувства были решительным образом проигнорированы, зато неожиданно откликнулась впечатлительная Мурка. Она запрыгнула брату на колени, возложила ему лапы на грудь и стала взволнованно заглядывать "безутешному" за его ладони то с левой, то с правой стороны:

- Мур–мур!? (слева) … Мур-мур!? (справа)

Что случилось, мол? Кто тебя обидел? Чем могу помочь?

Брат заулыбался сквозь пальцы и, не переставая жалобно "скулить", кивками головы стал обращать наше внимание на интересную Муркину реакцию. Посмотрите, мол, что вытворяет. Мурка не переставала проявлять участие и сострадание:

- Мур-мур? … Мур-мур?
- У-у-у, у-у! – выдавливал из себя слезу мой братец.

Наконец, ему надоело выть: он резко расцепил ладони и, скорчив уморительную рожицу, показал Мурке свой длинный язык:

- Э-э-э-э!

Какое разочарование! Какое кощунство над её искренними чувствами!

Кошачья реакция была моментальной: Мурка, спрятав когти, отвесила лапами брату несколько быстрых и обидных пощёчин, молча спрыгнула с колен и умчалась за дверь.

Брат тщетно попытался спрятать свой позор за кривой ухмылкой.

- Так тебе и надо, аферист! – рассмеялась мать. – Незачем было плевать ближнему в душу!

Шло время. Мурка стала взрослой, самостоятельной кошкой. Она уже неоднократно была "замужем" и вырастила немало своих деток. Многим из них она передала искру своего таланта, что отмечалось их будущими хозяевами. Сама же Мурка не переставала удивлять нас своей неординарностью.

В то время наша семья только-что переехала в долгожданную вожделенную двухкомнатную квартиру невдалеке от центра города, и Мурка едва начала привыкать к своему новому жилищу.

У моего отца за городом имелся небольшой земельный участок, и мы нередко бывали там, помогая ему ухаживать за посадками или с целью отдохнуть на свежем воздухе от "пыльных" городских дел. Во время этих вылазок мы обязательно брали кошку с собой. Мурка с трудом переносила транспортировку в шумном набитом пассажирами трамвае в тесной плетёной корзине, но эти неудобства с лихвой окупались по прибытии на место. Она, как несмышлёный котёнок, носилась по высокой траве за кузнечиками и воробьями, щипала, как урождённая травоядная, какие-то растительные побеги и, похоже, получала истинное кошачье удовольствие.

На сей раз во время очередного нашего похода вышла крайняя неприятность. Пока все занимались грядками, Мурка куда-то запропастилась. Нам уже было пора возвращаться, а её всё не было и не было. Напрасно мы обыскивали обширную территорию вокруг участка, напрасно до хрипоты звали и просили вернуться. Уже стемнело, а найти её не удавалось. Пришлось ехать домой без Мурки, теша себя надеждой, что обязательно отыщем её завтра. Но ни завтра, ни послезавтра найти её не удалось. Все попытки были тщетны. Была надежда, что кошка, повинуясь известному природному чувству направления, чувству своего дома, вернётся сама, но как ей было отыскать новую квартиру, если она и привыкнуть к ней так и не успела. Путь от отцовского участка к новому дому составлял около пары десятков километров и пролегал по пересечённой местности, загородным пустырям, мимо нашего старого дома и далее по совсем неизвестным ей городским кварталам. Была некоторая вероятность, что Мурка вернётся на старую квартиру. На этот счёт были предупреждены все бывшие соседи. И мы продолжали надеяться на чудо и отчасти на удивительные способности нашей любимицы.

Прошла неделя, затем другая, но от соседей никаких известий так и не поступило. Пропала наша Мурка! Может, собаки разорвали; может, заблудилась и не нашла дороги; может, кот местный увёл нашу ласковую и влюбчивую в меру усатую четвероногую женщину? Жизнь редко отвечает на подобные вопросы.

Но ответ на этот вопрос всё же явился!… В виде замызганной, голодной, усталой, но живой Мурки!!! Объявилась она внезапно и ни где-нибудь, а на пороге новой квартиры! Умница не просто отыскала дорогу, но ухитрилась при этом пройти мимо близких и родных ей до боли мест.

Сколько радости, сколько ласковых слов, сколько самых изысканных лакомств – всё было сложено к Муркиным ногам. Она же, не в силах оценить всех адресованных ей восторгов, долго отлёживалась углу на теплой и мягкой подстилке.

* * *

Прожила Мурка до почтенной старости. Однажды, предчувствуя свой конец, она вышла за порог и уже не вернулась. И только через много лет, я полез за чем-то на чердак дома, где лежала невостребованной всевозможная рухлядь, и заметил под крышей на деревянном горизонтальном брусе кошачью шерсть. Она лежала черным пухом, с белыми хорошо знакомым мне пятнами, повторяя контуры своей бывшей хозяйки. Рассматривая, я невольно сделал неосторожное движение, и шерсть рассыпалась мне под ноги.

В тот день мы долго вспоминали прежние дни и нашу милую сердцу Мурку - интеллектуалку.
Как-то я тут в гостях засиделся. Водочка закончилась уже, а я всё сижу и сижу, как дурак набитый. Чего уж там замешкался и сам не знаю. А только дошло до того, что начинают меня чаем угощать:
    - Давай что ли, - говорят, - пропустим пару чашечек. А то чай у нас особенный! На траве настоянный, вроде как «народное средство»!
    Вот тут-то я и обомлел…
    Я как услышал про «народное средство», так и обмер прямо!..
    Ей-ей, кусок в горле так и заклинился!..
    А я тебе сейчас расскажу! Я же тебе не рассказывал? Нет? Вот сейчас и расскажу, чтобы и ты случайно не вляпался.

    Помнишь, как с водкой хреново было? Ведь, совсем не было ее, родимой. Не было! Денежки у людей были, а водки-то в магазинах не было. Клянусь дачей соседа!
    А у меня еще и денег не было. Такая вот ситуация - жизненная.
    И тут закатывается ко мне Румяный. Встал в дверях и улыбается. И сияет весь, как начищенный сапог!
   -Что же ты, - спрашиваю, - лучезаришься? Десять копеек нашел?
   -Халтурка есть! – Отвечает: - Работенка нам с тобой подвернулась! Забор надо бабке одной поправить. В деревне Бужаниново. Это двадцать минут электричкой. Обещает бабка наличными заплатить. Причем, деньгами. Давай, что ли, поднимем уровень жизненного благосостояния?
    А уровень поднимать надо... Долгов у соседей назанимаешь, и отдавать-то, понимаешь, нечем! Водишься, как подпольщик, какой, - прячешься. Убогая жизнь получается на конспирации. Надоело, знаете хорониться. Нету жизненного счастья!..
    А Румяный он потому, что лицо немного подгорелое. То есть, зажаренное слегка лицо. Реснички там, нос, щёки... Раздувал он как-то, спьяну, костерок “на шашлыках”. О-очень он уж усердствовал! И, от излишка кислорода, лишился сознания. Ну, и ткнулся в него, в костерок-то... И полежал, как будто, недолго, а подрумянился…
    С тех пор шашлык никогда не кушает. У меня, говорит, шашлык теперь отвергается. Организм артачится. И работать не могу.
    Ну, это понятно.

    И вот я, Румяный и ещё один студент, лет пятидесяти, взялись поправлять этот заборец. Это в деревне Бужаниново, что Загорского района. У бабки Матрены. Ста-арая такая старушенция, почти древняя.
    Румяный, конечно, приврал. Загнул, что бабка сквитается деньгами. Согласна только самогоном. (То-то он так искрился)!
    Выставила нам эта бабка Матрёна бутыль отменной самогонки. Распрекрасной! Закуски, правда, почти никакой не дала. Экономила, что ли?
    И вот выправляем мы этот забор, а только забор попался нехороший. Дрянь забор! Несговорчивый такой попался, зараза!.. Колотим, колотим... Бьём, бьём... А толку чуть! Всё здоровье истрепалось, знаете, - закуски-то нету! Половину уже выпили, а дело не идет. Глянули мы на этот забор, а заборчик-то до самого лесу…Господи, да ещё и обратно!..
    Уставшие мы стали, изможденные...
    -Иди, - говорим студенту, - пусть нам бабка Матрена добавку пожалует, а то мы совсем как-то из сил выбились. Пусть, - говорим, - за сложность труда еды нам поднакинет.
    А студент - это который хромает и в очках. В четырёх институтах учился, - ни один не закончил. Потому образование тоже припадает. Но читать-писать умеет. А как же! Причем, читает достаточно бегло...
    И вот выдвинулся наш студент до бабки Матрёны:
    -Извините, - говорит, - за беспокойство! А не могли бы вы учинить аудиенцию на предмет закуски какой? А то, - говорит, - совсем уж из сил выбимшись, а кормежки никакой нету. Я, - говорит, - уже чувствую прискорбный факт умственной отсталости. Явно, по причине желудочной недостаточности! Давайте, что - ли утрясём это дело, а? Урегулируем, как-то?..
    Но бабка несговорчивая попалась, прижимистая. Ни в какую!
- Нету, - отвечает, - ничего! Не держу у себя никакой такой кормёжки!
    А сама каждый наш глоток калькулирует и с забором сверяется. И взгляд зловредный такой, порицающий. Того и гляди столовым прибором прирежет.
    Тогда уж Румяный начинает наступать на неё и говорит тут:
    -Войди, бабуся, в положение, - говорит, - нельзя же просто так самогон лопать. Это же не святая водичка! Хоть корочкой сухой поделись. Нельзя же! Боюсь, - сообщает, - как бы опять рылом в костерок, какой, не вкатиться... Ведь, последнюю рожу спалю себе. Неинтересно!
    Вздыхает тут бабка тяжело, головой покачивает, и мыслит, наверное, что нету от нас никакого проку, одна суета...
    - Имеются в наличии у меня, - извещает, - каравайчики с добавкой травы заговорной... Для себя пеку, стараюсь. По причине глубокой старости... Для ослабления своей пищи. Не повредить бы вас разжижением, а? Ведь «народное средство»! А то хватайте, - говорит, - поглощайте.
    А мы и рады, дураки! Ладно, думаем, придумывай себе, скряга, - с самогонкой-то чего нам будет? Небось, обезвредится градусом. Ха!
    Ну и сидим себе, наворачиваем эту бабкину стряпню, за милую душу!

    Допили мы эту былинную бутыль самогонную, спели песню, а тут и природа смеркаться начала. Пора уже до дому. А чего там не поправили, так это потом как-нибудь... Потом!
    Уселись мы в электричку и едем. Весело едем.

    И вот едем мы в этой электричке и всё бы хорошо... А только чувствую, - снизу меня подпирает. И строго так, подпирает, обстоятельно... Гляжу на дружков - Точно! – морды напряженные. Пунцовые, прямо, морды! Сидят губы закусывают. И взгляд такой... Во внутрь!
    А тут платформа какого-то километра... Остановка, то есть.
    И мы гурьбой!..
    И сквозь людей!..
    И выдираемся мы на эту платформу!..
    И вниз!..
    И по кустам!..
    И, извините, за пикантную подробность, а только такой нас ураган прошиб свирепый... О - о - о! То хлещет, то стегает! Откуда столько?! Мы столько не ели!!!
    Ведь с лица спали... Друг дружку не узнаем – исхудали. А движение пищи с проходящих электричек прослушивается…
    Ай, да заговорная трава! Ай, да «народное средство»!
   Вот так вдоль кустов и пробирались до самой ночи. Не то, что в транспорт какой втиснуться, - штаны надеть опасались. В руках штанишечки домой принесли...

    Вот какую пикантную сценку устроила нам эта бабка Матрёна. Даже не сценку, а целый аттракцион.
    А ты говоришь слабые они, эти средства. Ага, слабые!.. Ничего себе! Я тебе так скажу: осторожнее надо быть с этими «народными средствами». Ох, осторожнее!
    Так что уж, я лучше водочку. Тем более что без чая-то и прожить можно…
Сегодня в Усть-Каменогорске минус 18! Зима пришла...

По этому случаю родилось плоскостопие:

"Однажды в студеную зимнюю жопу...."
Брррр!

Ой, чую тлетворное влияние Хамов Сопящих!

Тем летом я поехал отдыхать на побережье Чёрного моря к родственникам. Мало, что меня так располагает к приятным воспоминаниям и размышлениям, как дробный перестук колёс бегущего на юг вагона и мелькающий пейзаж за окном. Я искренне радовался предстоящей встрече с родными, коих не видел уже несколько лет. С раннего детства я обожал свою тётю с маминой стороны за радушие и весёлый нрав. А вот младшую двоюродную сестричку Машу представлял себе плохо, поскольку в последний раз видел её ещё хулиганистым, обаятельным ребёнком.

Около вокзала я тормознул канареечного цвета такси с не в меру разговорчивым водителем и минут через двадцать уже стоял с чемоданом на пороге знакомой квартиры. После бурной встречи, мокрых поцелуев и пытливых расспросов о здоровье родных и близких меня позвали за праздничный стол. Сестрицы, к сожалению, дома не оказалось: она задерживалась у подруги.

Не успел я усесться и откусить первый кусочек хлеба, как неожиданно передо мной на скатерть со звуком работающего пропеллера шлёпнулся маленький зелёный попугай и в одно мгновение утянул добрый кусок салата из тарелки. Ещё через секунду налетчик уже сидел на краю кухонного подвесного шкафчика и, остервенело грызя добычу, сверлил меня своим, как мне показалось, недружелюбным взглядом.

– Это что ещё за "карлсон"?! – удивился я.
– Бульон! Как ты себя ведёшь?! – вскричала тетка с шутливыми интонациями в голосе. – Что о тебе гость наш подумает?
– Бульон? Какой бульон? – не понял я.
– Попугай Бульон. "Имя у него такая", – рассмеялась тётка. – Когда был молодой, приводнился в тарелку с бульоном, лапки обжёг. Лапки ему смазали маслом и наивно подумали, что станет ему уроком на всю жизнь, на стол больше не полезет, да какой уж там – сам видел. Наглого попугая могилка исправит.
– И чей такой "орёл"? …Машкин?
– Да нет, соседский. Но ты ешь, ешь, а то остынет.
– А если соседский, что он делает на вашей кухне?
– Да он везде летает. Соседка клетку не закрывает, вот этот "птеродактиль" и лазит где попало.

На следующее утро меня замучила жажда. Насилу разлепив веки, я зашлёпал на кухню попить водички и первое, что увидел, – это Бульон на столе в поисках вчерашних хлебных крошек. Мародер покосился на меня немигающим глазом и невозмутимо продолжил своё дело. Стоило мне приблизиться, как он взлетел, уселся на косяк двери и ритмично закивал головой, взволнованно шепча и покряхтывая, как старый дед, какие-то претензии в мой адрес.

За завтраком Бульон уже сидел на Машкином плече, любовно покусывая мочку её уха, что, надо полагать, означало его высочайшее попугаичье благорасположение. За время, прошедшее с нашей последней встречи, Маша превратилась в милую статную девушку, общительную и жизнелюбивую.

– Ты только попробуй нагадь мне на новую блузку, сволочь, дык я тебе голову откручу и скажу, что "так и былО",– с притворной угрозой проворчала она, но согнать ухажёра с плеча не торопилась.
– Послушайте, а он так и околачивается у вас целыми днями? Хозяйка не ревнует?
– Соседки нет уже около недели, в деревню поехала. Ему скучно – вот он у нас и оттирается.

Бульон словно почувствовал, что разговор именно о нем. Он слетел на скатерть прямо передо мной и, комично склонив голову на бок, стал нахально меня разглядывать, словно увидел какую-то диковинную тварь из зоопарка. Я не шевелился, давая рассмотреть себя этому наглому типу. Затем медленно стал приближать к нему свой палец с намерением погладить. Бравый попугай опасливо отодвинулся боком и, не упуская мой палец из виду, принялся покрикивать и ходить по столу вразвалочку, словно боцман по палубе, распекающий нерадивого матроса.

– А он, случаем, не говорит? – спросил я.
– Говорит, коли захочет, - отозвалась сестрёнка. – Щас попробую спровоцировать.
Она насыпала в горсть немного пшена из банки и протянула попугаю:
– Поговорим, Бульончик? Ну-ка, давай с-скажи нам что-нибудь, с-с-скажи...

Бульон на дешёвые провокации не поддавался, хотя отведать халявы всё же попытался. Но Маша не уступала и продолжала вызывать его на откровения. Поартачившись с минуту, Бульон сдался и пробубнил что-то невнятно...

– Чего, чего? - не понял я.
– С-скуш-ш-на-тр-руш-ш-ить-путим? – проговорил попугай во второй раз, требуя пшена.
– Маш, переведи.
– Это он тебя дружить приглашает! Он говорит: "Скучно, дружить будем?"
– С-скуш-ш-ш-на... Тр-руш-ш-ить, тр-руш-ш-ить путим? – заливался на разные лады зелёный болтун входя в раж.
______

Утром следующего дня я проснулся бодрым и отдохнувшим, хотя мышцы слегка тянуло от вчерашнего купания и долгих прогулок по приморскому бульвару. Поднялся с постели я не сразу, позволив телу понежиться на свежих и душистых простынях. Лёжа на тахте в любезно выделенной мне комнате, я отдыхал душой, прислушиваясь к шелесту листвы и птичьему гаму, доносившемуся со стороны открытой двери на балкон. Меж тем моего слуха коснулись чирикающие, отнюдь не воробьиные голоса. Заинтригованный, я, встал и выглянул наружу.

Яркое утреннее солнце оторвалось от горизонта и, задевая макушки деревьев косыми лучами, слепило в окна. В воздухе пахло морем и кипарисами. С высоты этажа я разглядывал картину просыпающейся улочки. Соседка напротив уже выставила за ворота табурет с корзинкой яблок на продажу; неспеша и оглядываясь, мимо деловито протрусила рысцой местная дворняга; откуда-то со стороны городского пляжа завернула в переулок молодая пара ранних купальщиков. Я поискал глазами источник странных звуков, но наткнулся взглядом лишь на стайку воробьёв, затеявших в песке меж кустов очередную птичью склоку.

Неожиданно снова раздался необычный и резкий "чирик". Я скосил глаза на соседний балкон и увидел небольшую деревянную клетку и внутри на жёрдочке одиноко сидящего Бульона. Дверца клетки была распахнута и привязана к прутьям рыболовной леской. Попугайчик сидел нахохлившись с грустным видом и тоскливо посматривал на скандалящих воробьёв. По тому, как он изредка оживлялся и начинал чирикать, подражая воробьям из стайки, стало понятно, что происходящая там разборка его живо интересует, но что-то его сдерживает, заставляя оставаться в своей клетке на балконе второго этажа.

Тем временем на траве сцепились в схватке два воробья, видимо, не поделившие подругу или нарушившие иной воробьиный кодекс. Тут же вокруг засуетились и закричали взволнованные "собратья по перу", накаляя и без того жаркую обстановку. Бульон не выдержал, выскочил из клетки и ринулся к стайке.

Я не часто видел, как летают попугайчики, когда они не в тесной клетке и не в ограниченном пространстве вольера, а в свободном от препятствий полёте. Лёт у попугайчика стремителен, изящен и быстр – куда там воробьям – никакого сравнения. При этом перья на конце хвоста разведены в стороны, образуя по форме вытянутый ромб, являющийся великолепным рулём высоты и поворота.

Герой спикировал на воробьиную стайку, как маленький истре***ель-штурмовик на вражескую мотоколонну. Однако, враждебных намерений у попугая не было. Он не смог далее оставаться безучастным к происходящему и слетел, чтобы присоединиться к азартным зрителям. Первые секунды воробьи по инерции продолжали орать друг на друга, так и не поняв, кто к ним присоединился. Затем скандал внезапно прекратился. Удивлённые воробьи уставились на пришельца. Реакция у птиц обычно быстрая, и пару секунд оцепенения вполне можно оценить как длительную паузу, в течение которой воробьи успели оглядеть чужака и шестым чувством осознать, что незнакомец не хищник, не опасен и что это какой-то уродец-инородец в безвкусном зелёном костюме. А может, они подумали ещё, что Бульон – "лицо кавказской национальности", судя по резкому акценту и излишне крупному носу.

Воробьи не стали выяснять с пришельцем отношения, возможно, оценив последствия не в свою пользу, а снялись стайкой и перелетели на другое место. Свара продолжилась, как ни в чём не бывало. Оставшийся в одиночестве Бульон не понял в чём дело, и почему его покинули. Зачирикав, как воробей, он метнулся вслед за пернатой компанией. На сей раз воробьи некоторое время не обращали внимания на чужака, но наш парень желал быть при деле. Вперевалочку он подошёл к дерущимся и, вытянув шею, засвистел, зацокал, выражая крайнее возмущение их поведением. Воробьи смолкли, посмотрели на занудливого чудилу, затем снова дружной стайкой отлетели подалее. Проигнорированный Бульон никак не хотел мириться с таким положением вещей и опять догнал скандальную ораву. При этом он наряду с а'ля воробьиными криками выдал им нечто такое, что я издали распознал как: "С-скуш-ш-ш-на. Тр-руш-ш-ить путим?"

Кто и при каких обстоятельствах обучил его этой фразе? Она так подходила ситуации, что казалось высказанной разумным созданием. Хотя понятно, что в Бульоне интеллекта не больше, чем ...в попугае.

Совершив ряд попыток затесаться в компанию, более прочувствовав, нежели поняв всю их тщетность, Бульон вернулся в клетку, сел на жердочку и продолжил свои наблюдения, но уже со стороны.

Я рассказал эту историю за семейным ужином и спросил: не было ли у Бульона подруги. Оказалось, что подружка была и не одна. С первой подружкой он прибыл к соседке в качестве подарка. Через несколько дней кто-то из детей оставил клетку открытой. Подружка улетела, а Бульон вылетел, но вернулся. Поэтому клетку и стали держать открытой. Бывало, Бульон надолго улетал, порой гостил у соседей, но всегда возвращался в свою клетку. Как-то раз соседка пожалела одинокого попугая и прикупила ему новую подругу. Подруга попугайчику понравилась, но он очень переживал, потеряв привычную свободу. Тогда соседка рассудила так: раз Бульон привык к дому, а его подружка к Бульону, то, если она откроет клетку, они оба никуда не улетят. Куда там... Подружка слиняла при первой же возможности, а Бульон остался снова один, зато теперь навсегда свободный.

Две недели отпуска пролетели мигом. Впрочем, как и положено, согласно собственной "теории относительности". Как любил говорить мой отец: "если сесть голой задницей на горячую сковородку, то и пять минут покажутся вечностью, а если жить в сплошной радости, то и вся жизнь – одним днём". Я собрал свой чемодан и, прощаясь с родственниками, спустился вместе с ними вниз, где у подъезда меня ожидало заказанное такси. Я уже садился в машину, когда услышал знакомую скороговорку.

По карнизу своего балкона в гордом одиночестве бродил Бульон и бубнил не переставая:

– С-скуш-ш-ш-на. Тр-руш-ш-ить путим?… Тр-руш-ш-ить путим? …
В продолжение темы Леонида Меласа Жми сюда
решил выложить здесь отрывок из своей старой вещицы.

(ироничная сказка)


Злые и трезвые ухарьпатриотовцы в угрюмом молчании возвращались домой. Было уже далеко за полночь. Они понимали, что выпивки взять теперь негде, и от этой мысли им очень хотелось набить чью-нибудь рожу. Чью-нибудь наглую, ухмыляющуюся и обязательно жидомасоновую рожу.
А в Жидомасоново в эту ночь почему-то никто не спал. Во всех окнах ярко горел свет. Освещённые дворы и улицы были заполнены фигурками людей. Оттуда доносился невнятный гул людских голосов, прерываемый задорными возгласами молодых парней и взрывами девчачьего смеха.
- Ну, что ж, сами напросились, - вздохнули ухарьпатриотовцы и, привычно засучив рукава, потрусили на огни.
Но когда они добрались до главной площади, перед ними предстала картина, необычная даже для здешних мест. В окружении зевак, аккурат перед сельсоветом, расположилась на отдых удивительная собачья упряжка. Упитанные северные лайки в синих футбольных майках, с надписью "Челси", были запряжены не в сани, и даже не в телегу. А в большой красивый джип последней модели, с чёрными тонированными окнами.

- А, чево это у вас тут? – слегка опешив, поинтересовались ухарьпатриотовцы у зевак. - Цирк, что ли приехал?
- Что вы, цирк, скажете тоже! Окститесь мужики, - замахали руками зеваки. - Это наш блудный сын вернулся, губернатор из самой Чукотки. Говорят, развёлся он недавно, вот решил в родных местах новую бабу себе сыскать.
- А, чего ж он на собаках-то приехал? Он из этих, борцов за онкологию, что ли? Али на бензин жмётся?
- Экологию, - вежливо поправили зеваки. - Да не-е, он, похоже, рекламирует свою футбольну команду англицку. Видали, собак по числу игроков как раз? А запасные там, на заднем сидении сидят. Хотя… Чёрт его знает, может и жмётся. Лигарх, одно слово, - хмыкнули зеваки, поразмыслив. - Спросите у него сами.

Недолго думая, ухарьпатриотовцы подошли к джипу и принялись стучать в окошко. Через минуту стекло опустилось, оттуда выглянула сонная, и какая-то прилизанная рожа с недельной щетиной. Полуприкрыв веки, она уставилась на ухарьпатриотовцев недовольным взглядом.
- Ну, чего надо? - недружелюбно спросила рожа. - Некогда мне.
- Слышь, мужик, ты это, ты чего животину мучаешь? Денег на бензин, али на соляру не хватает?
- Всё у меня хватает! Вам, какое дело? Я интервью не даю, отстаньте, - раздражённо пробурчал прилизанный, и попытался закрыть окно.
Но ухарьпатриотовцы вдруг вспомнили, зачем пришли.
- А ну-ка, постой-погоди мил человек, - вежливо сказали они и хвать его за шиворот, да из джипа-то наружу и выволокли.
- Сейчас мы тебе объясним, какое нам дело!
Прилизанный и пикнуть не успел, как оказался на капоте своей машины лицом вниз, а голым задом вверх.
- Э-эй, вы чего! – испуганно заверещал он, суча ногами и пытаясь освободиться от крепких рук ухарьпатриотовцев, пока их товарищи выбирали хворостину покрепче.
- А вот, чего!!! – сказали ухарьпатриотовцы, и хлысть его по голому заду со всей крестьянской силушки.
У прилизанного тут же полезли глаза на лоб, и он завопил так, что завыли и залаяли собаки во всей округе. Он никогда так не вопил в своей жизни. Ну, если не считать того случая, когда ему приснилось, что он отчего-то сделался бедный. Ухарьпатриотовцы же знай себе его порят, да приговаривают:
- А вот, будешь знать, мил человек, лигарх недоделанный, как деньгами сорить по заграницам. Какой же ты, нахрен, губернатор рассейский, ежели дома твои с яхтами, да капиталы по всей Англии раскиданы? Не знаем как там в Англии, а в России - губернатор есть первый патриот в его губернии. А какой же ты, к свиньям, патриот, ежели ты тамошнюю футбольну команду понсируешь? Вон, даже собак в ихнюю форму вырядил, тьфу срамота.
Гад, а ты знаешь, что нашу сборную тренирует гусь какого-то Хиддинга? А, на самого Хиддинга, понимаешь, денег не хватает?!! А всё потому, что забыл ты, мил человек, что такое патриотизьм, и что такое быть россиянином!

Поглазеть на экзекуцию сбежалась вся округа. Жидомасоновцы, радуясь бесплатному представлению, не больно-то переживали за своего непутёвого земляка. Многие даже отпускали шуточки по поводу процедуры. Мол, давно пора его высечь, а то человек от корней оторвался, зазнался малость, что совсем негоже для такого высокого чина.
Даже лайкам такое действо над хозяином пришлось по душе, и они на радостях принялись заниматься любовью. Впрочем, возможно в данный момент им просто-напросто «приспичило».

Внезапно, прилизанный как-то особенно жалобно взвизгнул. Истошно крикнув: "Ну-у, ВСЁ!!! Хватит же, сукины дети!", - он горько разрыдался.
- Проняло мужика, - сообразили ухарьпатриотовцы, отложив хворостину в сторону.
Рыдания так душили прилизанного, что он не мог вымолвить больше ни слова. Судорожно всхлипывая, давясь слюной, и с трудом сдерживаясь, чтобы снова не разрыдаться, он пытался застегнуть штаны трясущимися руками.
Но сделать этого ему никак не удавалось из-за распухшего зада. Оттого прилизанный совсем разнервничался. Он принялся истерически и, как-то по-собачьи, подвизгивать в такт прорывавшимся рыданиям.

- Ну, ладно, ладно, не раскисай ты так. Всё уже позади…, - попытались успокоить прилизанного ухарьпатриотовцы, не понимая, что выдали каламбур.
Прилизанный, фыркнув пузырём из носа, неожиданно криво улыбнулся. Оставив попытки застегнуть штаны, он жестом попросил открыть багажник джипа.
Ухарьпатриотовцы осторожно приоткрыли дверцу, не совсем понимая чего от них хотят. И тут у них самих глаза на лоб полезли - весь багажник, под завязку, был забит бутылками с первосортным шотландским виски.
- Э-эх, мать честная, - только и смогли выдохнуть ухарьпатриотовцы и замерли, словно в гипнотическом трансе.
Подобного везения им никогда ещё не фартило…
Транс ухарьпатриотовцев был прерван протяжным присвистом из-за спины. Оказалось, что волшебное сияние из багажника примагнитило к себе всё мужское население Жидомасоново.
- Нечего тут свистеть, - буркнули ухарьпатриотовцы, прикрывая багажник. - А ну, тащите скорее закусь, будем праздновать приезд дорогого гостя. И не жадничать, знаем мы вас, - погрозили они пальцем.

Но никто и не думал жадничать. Вскоре вокруг джипа были накрыты столы. Щедро расставлены блюда с домашними яствами. Откуда-то послышались шкворчащие звуки и запахло чем-то очень вкусным, дразня аппетит. Кто-то заиграл на гармошке. Дорогого гостя усадили на самый мягкий стул, предварительно подложив ему под зад грелку со льдом, и понеслась, как говорится, душа в рай.

Гремели тосты и тазики с салатами. Экзотический напиток лился рекой, лечебным бальзамом смывая все былые обиды. Прилизанный всё так же криво улыбался, ни на кого не обращая внимания, он вяло выковыривал кубики льда из грелки, и бросал их себе в стакан с вискарём.
- Переживает, - зашептались ухарьпатриотовцы. - А ну, давай наше средство!

"Наше средство" оказалось брудершафтом по-русски, когда каждый сидящий за столом подходил к гостю со стаканом, и спрашивал его: "Ты меня уважаешь?" И, затем, выпивал с ним. Уже через пару минут взгляд прилизанного значительно помягчел. Он перестал ковыряться в грелке и, обняв тазик с салатом, негромко затянул песню "Ой мороз, мороз, не морозь меня. Не морозь меня, моего коня".
Ладно так затянул, но только в чукотском варианте, где вместо коня фигурировали ездовые собаки.
После первого куплета гость запнулся, видно позабыв слова, и тогда на помощь пришли ухарьпатриотовцы с жидомасоновцами. Они все вместе дружно грянули песню в её родном варианте. Получилось до того душевно, что от этого все принялись обниматься и целоваться. Прилизанный неожиданно склонил голову и заплакал. За столом воцарилось неловкое молчание.

- Что с тобой, дружище? – участливо спросили сельчане, перестав обниматься. - Али вспомнил чего?
- Неудачник я братцы, неудачник, - горько плакал прилизанный, размазывая слёзы по щекам.
- Да, какой же ты неудачник? – опешили ухарьпатриотовцы, подавая знаки жидомасоновцам, чтобы те прилизанному больше не наливали.
- Ты же у нас богатющий, ёшкин кот! Чего тебе не хватает? У тебя же всё есть, кроме бабы конечно. Ну а бабу мы тебе здесь в два счета сыщем. Не переживай ты так.

- Да не из-за бабы я приехал! - вдруг взвился прилизанный. – Кто я? Да никто!!! Прыщ я, деньгами, как гноем напитанный. Ничего я в жизни ещё не сделал по-людски стоящее! Чтоб кардинальное, чтоб на века! По возможностям своим, какие судьба мне дала! А я научился только бабло рубить штабелями! И сорить им. А что деньги - тьфу! Они только инструмент. Им же правильно пользоваться – уметь надо! Чтобы Бог посмотрел сверху, и сказал "Гоже!"
Я вот так, не умею, и стыдно мне за это! Стыдно! Правильно вы мне всыпали, надо бы ещё! С этими словами прилизанный, вдруг, хвать ту самую хворостину, и ну себя хлестать по спине, приговаривая: "- Вот тебе, вот тебе! Учись уму-разуму, засранец!"

- Ну-ну-ну, хватит пиариться, - поспешили к нему ухарьпатриотовцы. Ласково, но твёрдо они подхватили прилизанного под руки, отобрав у него хворостину.
- С тебя довольно на сегодня. Ты лучше скажи, приехал-то зачем, коли не за бабой?
Прилизанный сразу как-то обмяк, повиснув на руках ухарьпатриотовцев. Весь вид его был такой жалобный, что всем от этого стало не по себе.
- Не тяну я в губернаторах мужики, - опустив голову ещё ниже, сказал он.
- Не получается у меня ничего, а президент не отпускает. Говорит, закончишь проекты, тогда отпущу. Вот я и приехал к вам, мужики, Русскую Идею искать. Может, с ней у меня что-то получится.
- Вот, оно что! – переглянулись ухарьпатриотовцы. И, осторожно посадив прилизанного на место, закурили.

- Ты пойми дружище, вот какая штука, - положив руку ему на плечо, сказали они через минуту. - Не можем мы тебе Русскую Идею отдать, ну никак не можем. Потому как, Русская Идея - она же для всей России, для всех россиян. И не могёт быть в личном управстве у одного человека. Пусть даже и губернатора российского. Даже нашему президенту такого права не дано. Ты просто, будь на своём посту человеком и гражданином. Имей честь и совесть. Соблюдай законы, не халтурь и не жадничай. А остальное приложится.

И ещё говорили ухарьпатриотовцы, что-то про джипы для их села в каждый двор. Про плазменные телевизоры в каждый дом. Про пивопровод от ближайшего пивзавода… Но прилизанный их уже не слышал. Он спал сладким сном ребёнка, уткнувшись лбом в мягкий белый каравай, и снилось ему, что на бескрайних чукотских просторах кругом взошла пшеница. И что сам он стоит за штурвалом комбайна, с гордостью смотря вдаль, а его верные лайки в футболках "Челси", упорно тянут его к новым победам.
Навеяно брачными объявлениями....

Она...
Жизнелюбивая, настойчивая в достижении поставленной цели. В прошлом - сероглазая блондинка и участница штурма Зимнего, в настоящем - тихая гавань для одинокого парусника ( возможно после капитального ремонта) познакомится в серьёзных целях.
Выгляжу моложе своих лет, точный счёт которых последние пол-века не веду.
В жизни пришлось пережить многое, в том числе девятерых лечащих врачей, трёх мужей, несколько крупных и мелких войн, два погрома, в одном из которых я являлась пострадавшей, а в другом организатором.
Имею награды - " Орден Святого Батьки Махно 1-ой степени", "За помощь Суворову при переходе через Альпы 1-ой степени" и почётную ленту за захват Кадетского Корпуса изголодавшимися воспитанницами Смольного Института Благародных Девиц.
В настоящий момент в очередной раз свободна и открыта для любви.
Как показала жизнь, мне подходят все знаки, как японского, так и китайского гороскопов, а так-же любые денежные знаки без ограничения.
Мечтаю встретить доброго, порядочного члена Партии с большим стажем, встающего при звуках "Интернационала", любящего подвижные игры и разделившего бы со мной моё увлечение (подрывное дело).Согласна на переезд, ссылку.
Любимому человеку создам все условия содержания от общего режима до строгого.Особых требований к кандидату нет.Главное, что бы он был приличным человеком, или евреем.Не теряю надежды и жду своего счастья.Загадочная незнакомка.
Навеяно брачными объявлениями...

"Он"
Господин.Достаточно молодой, чтобы не чувствовать себя старым. На свои 78 лет выгляжу только рано утром.
По гороскопу Овен, по жизни Телец, по мнению последней жены - Козерог, но сам себя считаю Львом и мечтаю о Деве (до 65-ти).
Надеюсь встретить женщину (желательно) способную многое понять, а ещё больше простить.Наличие ребёнка (до 3-х штук), судимости (до 4-х раз) и инвалидности (до 92-х процентов) не будет помехой нашему счастью.
Высшее образование не обязательно, но желательно для гармоничного общения. Сам я являюсь интелектуалом в первом поколении (проф-тех училище в городе Пенза по специальности маляр-штукатар с отличием).
Увлечений много: пение, резьба по дереву (их у меня во дворе два), чтение Рембранта в подлиннике и живопись эпохи Возрождения, как на отштукатуренных, так и на не отштукатуренных поверхностях с использованием отечественных материалов с просроченным сроком годности.
Спиртное не употребляю, так как в данный момент занят написанием этого письма.Горячо надеюсь на встречу.Согласен на переезд (надоел 101-й километр).

Использование произведений и отзывов возможно только с разрешения их авторов.