Нынче, в канцелярии небесной,
Где писак немеряно снуёт,
В очереди выстояла тесной,
Получая творческий рассчёт
(Пусть нематерьяльный и немного,
Но авансом тем и жив поэт).
На приём-то не попала к богу,
Но зато попала на банкет.
Пели ангелочки стройным хором,
Славя нас, владетелей словес.
(Были там и Marco, и Zamora,
Гюльчатай да Сёстры, Тилва Йенс.)
Поднимаю стопочку-другую.
Рядом – Бог, опрятен, светел, стар,
Гордо восседает ошуюю,
Кушает божественный нектар,
На меня глядит умно, с прищуром
И напитку отдавая честь,
Говорит: «Не будь, Манюня, дурой...
Жалобы какие? просьбы есть?»
Под узцы хватаю старца сразу,
На кулак мотаю белый ус:
«Я на Музу, подлую заразу,
Господи-ты-Боже,
Жа-лу-юсь:
Для чего, Творец, скажи мне, Муза
(Как втолкуешь жителю небес?!)
Не бывает с Музами союза -
Творческого ль, нет - у поэтесс!
Муза хуже критиков салонных,
Мне от бабы проку – нет как нет!
Хорошо б послал ты Апполона
Навевать эклогу да сонет.
И оставив детские забавы,
И занозой в сердце - «Хохмодром»,
Как тебе творить мы станем Славу
(Нет, потомство, знаете ль, потом)!
И пускай бесглас, недвижим, замер,
И пускай никак не приодет,
И пускай мужик - лишь белый мрамор,
Но зато ...ого!.. и Мусогет!
Мы «ого!» - листком от винограда –
И к высоким думам и стиху;
Мне ведь вдохновенья только надо
(Под листком-то – мрамор, а не ху...)
Будет много пылу, много звона,
Заискрю фейверками словес...
Так пошли мне, Боже, Апполона!» –
Толковала жителю небес.
Он, себя не утруждая в споре,
Плюнул да отворотил лицо...
И венок с лаврушками Zamor-е
Передал: «Мишаня, молодцом!»