Жили-были старик со старухой
У самого первого гастронома.
Старик ловил пальцами мошек,
А старуха варила пельмени.
Раз пошел старик к гастроному,
На прилавок швырнул свои деньги.
И купил себе водки бутылку.
Не простая была эта водка!
Стал он клюкать золотую водку.
Приплыла к нему «белка», спросила:
«Чего тебе надобно, старче?»
Ей с поклоном старик отвечает:
«Смилуйся, государыня белка…».
Ну а дальше всё было как в сказке.
Бац – и встал он у берега моря,
Где глушил динамитом рыбу.
Раз взорвал он тонну селёдки,
А другой раз большую субмарину.
Не простую такую подлодку,
А под звёздно-полосатым флагом.
Тут Америка вся взмолилась:
«Смилуйся, дяденька пьяный,
Отпусти моряков себе с миром,
Я исполню любое желанье».
Ничего не ответил ей старче,
А пришел в свою старую Думу,
За трибуну сел самым главным
И сказал депутатам: «Короче!
Тут поймал я Штаты за яйца.
Говорят, что любое желанье
Мне исполнят». «И что же?» -
Вопрошал Грызлов тут с поклоном.
«Да не знаю, чего и просить-то,
Ведь всего по сусекам навалом.
Может, пусть подметут мне сусеки?
А то деньги совать уже негде».
Призадумалась Дума, притихла.
Стала кликать какие-то кнопки.
Набежали еще репортёры,
Пугачёва запела 7/40.
Ей «Аврора» стрельбой отвечает.
Вдруг проходит отряд пионеров,
Говорят все: «Салют ветерану!»
Видит памятник дед, что на хОлме,
На крутом берегу по-над морем.
Самолёты: «Привет ветерану!»
Пароходы: «Привет, ветерану!»
А на фото – портрет его лучший.
И встает он из гроба с усами
Как у Гитлера, в новой фуражке,
В сапогах, галифе, гимнастёрке,
На груди – три креста во всё пузо.
И несут ему курки и яйки,
Млеко, сало, горилку и редьку.
Тянет редьку старик, не потянет,
Стал он кликать золотую жучку.
Приплыла к нему жучка вся в белом:
В жемчугах, в сан-фаянсе, в окурках, -
Говорит она голосом бабки:
«Вот, нажрался опять окаянный.
Пропишите ему, что ли, клизму».
Тут почувствовал дед эту клизму –
Ведер пять, а быть может все восемь.
И проснулся от этого старче:
- ***, приснится же Ельцин по пьяни...