Было это, кажется, во сне,
но ручаться я повременю:
глубина - лежу себе на дне,
весь как есть - сугубейшее ню.
Сир и наг, и чуть ли не убог,
посреди лещей и осетрин
созерцаю собственный пупок -
ублажаю свой эгоцентризм.
Я лежу и думаю одно:
« Елы-палы, в Бога-душу-медь!
Как бы так удариться о дно,
чтобы оттолкнуться и взлететь?»
А когда лишь чуточку, слегка
потускнел сознания плафон,
превратилось устие пупка
то ли в рупор, то ли в мегафон.
И оттуда - вроде бы наказ,
в водянистом мареве густом:
слышу голос, а точнее, Глас,
возвестивший Истину о том,
что, пока, хотя б и с бодуна,
но пыхтит и варит котелок,
у поэта не бывает дна,
но зато возможен потолок!
И сейчас же морок поредел,
просыпаюсь весел и удал:
- Потолок? Подумаешь, предел!
Кто его когда-нибудь видал?
Полечу, пока открылся Путь...
Но душа воскликнула: - Тону!
Я не в силах крыльями взмахнуть,
потолком прижатая ко дну...