.
Засыпаю в вечер зáгодя.
Беспокойный сон не врёт...
Корабли в далёкой гавани
так и ходют взад-вперёд.
Не стои́тся им, не мóжется,
запотемши от потýг...
Там матросик с важной рожицей
дымоходит свой мундштук.

      И только чайки, чайки, чайки...
      (хоть в эту банду вхож не всяк),
      но их совсем уже не стайки,
      а перепуганный косяк.
      И отрабатывают сбросы
      с крикливым, резким тенорком.
      И как-то метят всё в матроса
      с неповторимым мундштуком.

Волны шепчутся тихонечко.
Выбирают с лодки сеть.
Как не стыдно рыжей Сонечке
на матросика глазеть.
Зазывает томной встречею
(знаем вас портовых сук!)
Просто чую всею печенью:
западает на мундштук.

      И только чайки, дуры-чайки...
      поклёвки, море и весна.
      Из всей разбойной, гнусной шайки -
      мне ненавистна лишь одна.
      И разбитнá и хамовáта,
      и не последняя...* в порту.
      И подстрелить далековато,
      и упустить невмоготу.

Шáтки ухари мамáйские,
с томным южным говорком...
Это ж я тебя на майские
одарила мундштуком.
Доворкýетеся голуби...
(кой купец - такой товар).
Утопила б нáфиг в проруби -
попади ты... в Сыктывкар!

      И только чайки-попрошайки...
      И только брызги на висках.
      Ей не хватает мокрой майки
      на выпирающих сосках.
      И дýшат жажда и икота,
      и будто жадно море пью...

      И просыпаться неохота,
      пока обоих не прибью!

.