Вот были же времена, тогда ещё заводы строили.
Я и поехал на одну из таких строек маркшейдером, с самого начала, как говорится с нуля.
Село рядом, так небольшенькое, деревня прямо захудалая.
Но церковка уцелела, не снесли, руки наверное не дошли. Наряженная такая церковка, с батюшкой совсем не старым и попадьёю,совсем молодой..
Распределили нас по селу жить, кого где, расквартировали значится, по местным жителям, по одному, по два человека, домишки все маленькие.
Меня поселили к бабушке Матрёне, хорошая была старушка царство небесное. Ей тогда уже лет восемьдесят было, а уж сколь с той поры пролетело вспомнить страшно, да точно годов пятьдесят, юбилей прямо.
Клуб в том селе был,хоть и небольшой, но каждый день работал.
Кино по выходным привозили, не всегда правда, когда забывали привезти, так мы фильм Чапаев смотрели. У них якобы своя лента была,одна единственная,
а вот танцы, хоть каждый день.
Радиола в клубе большая стояла «Ригонда» кажется.
Пластинки всякие,около неё лежали, уж и не помню две или три, ставь и танцуй, коли желание есть.
А желаний в ту пору. прямо через край было. Молодёжь, не простая молодёжь с верою в светлое будущее. Если бы мне тогда показали чего мы добьёмся,так я бы сразу повесился не пережил бы этакое,без веры бы, смысла жить не было.
Уж и не помню почему, но в деревне той, женщин было в два раза больше чем мужиков, а тут мы приехали все молодые, задорные, грамотные, городские.
Буквально на третий день было ясно, что ночи почему то стали совсем короткие, на работе все позевали, видно было, что совсем не высыпались.
Вот и мне приглянусь девица, прямо кровь с молоком, доселе как вспомню её колени, так дрожь по телу, чертовски хороша, доярка передовая.
Так ещё и на баяне наяривала, только давай.
Не сказать, что очень молодая, но фигуристая, всё при себе,затоваренная.
Так вот мы с нею и притаптывали их сеновал,
чтобы сена на зиму побольше вместилось.
Как возьмёмся с вечера, так до самых петухов и притаптываем.
Ближе к выходным, мы тогда по месяцу работали.
Месяц работаем, месяц дома. Почувствовал я что дела мои плохи.
Сначала стало в лёгкую почёсываться, а после бани, совсем сил не стало от чесотки. Тут то я и выловил у себя в паху пару шестивёсельных, да шустренькие такие, живенькие.
Рублю дрова в бабкином дворе, а сам думаю и как же с таким добром я до дому поеду. Бабка Матрёна то моя и говорит мне, да загадочно так.
Я гляжу ты Степаныч (это она меня так уважительно называла, хотя я ей во внуки годился) оклиматизировался, вон как почёсываешься,
уж не до молодки какой добрался, ночами то дома не бываешь.
Так видно наградила она тебя.
Как наградила? А у самого зуд, хоть топором чеши.
Убью суку, от обиды проговорил я. А бабка моя и говорит мне.
Не скандаль, не ругайся. То "прыгунцы", а они у нас, почти у каждой бабы.
А как же быть то мне, ведь домой скоро ехать, а я с этаким добром.
Да не печалься, проблема то, не ахти какая.
Ты сходи на машинный двор, да бидончик солярки принеси, а я уж тебя вылечу. Дала мне бидончик, притащил я солярки.
Ближе к отъезду уложила меня бабка на кровать, клеёнку под меня постелила, руки и ноги к койке привязала.
Трусы с меня снимает, а меня мысли мучают и что же удумала старая.
Про солярку то я и забыл совсем, думал, она ей по хозяйству понадобилась.
Сняла трусы с меня, окунула тряпку в солярку и приложила к лобку,
только оконечность сверху оставила, якобы дышать.
Через пять минут я был готов на стену лезть.
Как они бедные всполошились там от солярки, ужас.
Лежал так часа три, бабка мне нет, нет да тряпку с соляркой меняла.
Под конец уснул выбившись из сил.
Проснулся, гляжу, а баб Матрёна мой лобок ножницами стрижёт.
Наутро, так как рукой сняло, только кожа потом как от загара лупилась.
А ты говоришь болезни,на каждую болезнь своя старуха, вон как лечились, закончил своё повествование Степаныч, и не спеша двинулся к дому.