Не стало сказки, горше были
Судьба лягушачьих утрат!..
Сижу среди болотных лилий,
Как много дней тому назад,
И вспоминаю влажный вечер
(Обилье жирных комаров),
Когда лягушку искалечил
Иван-царевич, сын Петров.
Стрела калёная (Амура ль?)
Мне больно ранила плечо.
«Судьба,»- решила. (Ну, не дура ль?) –
Влюбилась в Ваню горячо.
В зловонной увязая топи
То по колено, то по срам,
Искал судьбы, себе …
на счастье,
И вот явился Ваня к нам.
А я, зажавши рану лапой,
Другой – поправив макияж,
Ждала, что скажет ненаглядный.
«Стрелу добром ли мне отдашь?..»
«Отдам, - шепчу ему напевно, -
Женись на мне (клянусь, не вру),
Я тут же обернусь царевной
Тебе на свадебном пиру».
Нахмуря узкий лоб, подумал
(В уму и памяти. Тверез.),
Чернила вывернул из сумок,
Запазуху кафтана влез,
Средь свитков шарился в исподнем,
Однако, не утратив такт.
«Лады!.. Поженимси сегодня.
Вот только подпиши контракт!..»
Кому-то «горько!» с «alleluia!»,
Кому-то свадебный кортеж,
А мы ушли без поцелуя
Спод алтаря. Двоих промеж,
Мы отмечали наше счастье,
Я девство Ване отдала.
О сколь нечеловечьей страсти
Испили мы тогда до дна!
(Пускай ни рожи нет, ни кожи,
Ни крокодильей, ни свиной,
Лягушка, жаба – баба тоже! –
Красна душою молодой!)
Cудьба... презрев обычай древний,
На сказки смачно плюнув – тьфу!-
Не сделала меня царевной...
(Лягушкой скользкой, знать, помру.)
А Ваня мой, закончив с актом,
Свой пыл (а был ли?) остудил
И, по злосчастному контракту,
Враз полболота отсудил.