В простенке меж хищных и жвачных
Унылая клетка стоит,
В которой меж прутьев невзрачных
Виднеется дикий пиит.

Всклокоченный, вроде зверушки,
От тягостных мыслей угрюм,
На нём – лишь венок из лаврушки
И бывший парадный костюм.

Расслабленный после попойки,
Он пойман был в парке вчера,
И в клетку попал вместо койки.
Преступно лишённый пера!

Все функции памяти – скисли,
И нет ничего под рукой,
На чём зафиксировать мысли
О горестной доле людской!

Над ним потешается зритель,
В бездушии закостенев…
Но голоса нету в пиите,
Чтоб выплеснуть праведный гнев:

Ему тяжело шевелиться,
А праздный зевака – мордаст!
Что ж он не нальёт похмелиться?
Расчёски – и той не подаст!

Кем был ты, пиит, на свободе,
Чтоб здесь завывать - бунтовать?
Таблички – знакомые вроде:
«Не гладить!» «Не злить!» «Не давать!»

Получишь корыто и кличку,
Обвыкнешься жить налегке…
И лень будет сделать отмычку,
Чтоб ей ковырнуться в замке!

Научишься, клянча объедки,
Толпу потешать, как кретин…
Пиит заметался по клетке
От столь непривычных картин,

Споткнулся о чьё-то корыто,
И ёкнуло гулко в груди:
А дверца-то…Настежь открыта!
…Чего же ты ждёшь? Выходи!