Евгений к дядюшке в деревню
Приехал честного осла
Поуважать, но пень тот древний
Вся медицина не спасла.
Евгений (типа клёвый яппи)
Всё ездил в боливаре-шляпе,
Девицам нравившись вокруг,
Потом приём завёлся друг!
Они с ним были лёд и пламень,
Жара и морозильный хлад,
Жратва обильная и глад,
И кажется, кирпич и камень.
Евгений с молодым поэтом
К девчонкам наезжали летом.
Они у Лариных в именье
Прикольных клеили сестёр,
Блондинка краше, без сомненья,
Но у брюнетки ум остёр.
Брюнетка втюрилась. Евгений,
Всегда без всяческих сомнений
Любых фемин тащил в кусты;
Но тут, устав от суеты
Так опостылевшего света,
Татьяну в сад гулять водил,
Слегка за шалости бранил,
Любовь оставив без ответа.
Но тут случилось как-то раз…
Печален будет мой рассказ.
Не поделив с поэтом Ольгу
(блондинку, младшую сестру),
Он подстрелил его невольно,
И тот преставился к утру.
Слиняв от шухера подоле,
Татьяну он не видел боле,
Пока, пошедши на балет,
Не увидал её берет.
«С послом испанским! Право слово,
Неординарный оборот!
Красива – оторопь берёт!
Не ожидал финта такого», –
Онегин пешкою ладью
Поел в рассеянье свою.
Герой тащился от Татьяны,
Чуть свет – и он у ейных ног,
Вотще пенял про сердца раны,
Про всё, что выразить не мог.
В ответ упрямая девица
Ему твердила: «Не годится
Рога больному наставлять,
Что бился за Россию-мать.
Я, – так Татьяна говорила, –
Теперь другому отдана,
И буду век ему верна,
Хоть одного тебя любила.
Трендец! страдаю я сама…»
Такое горе от ума!