Безразмерно-абсурдистский «конгломерат»
патриотической мистики в технике
а-ля primo
с благодарностью Анчарову, Блоку, Высоцкому, Исаковскому,
Лермонтову, Меткому Завету, Некрасову опять же, поэту
А.Пьяных за фамилию, рус.народу и народным певцам
В полдневный жар в долине Дагестана
с винцом внутри лежал, к примеру, я…
А в этот час усердно неустанно
уже трудилась родина моя.
Сколько лесу и веры повалено -
не узнаем ни я и ни вы.
(
А на левой груди – профиль Сталина
и Маринка, что с «Эха Москвы».)
Сухаря два флакона и терпкая «Прима»
в сон сморили почти удальца-молодца -
я в итоге залип как центр Третьего Рима,
что опутали крепко четыре кольца.
Солнце пузико ласково греет,
рядом Каспий в камнях нефтяных…
Не хочу, не могу, не умею…
И лежу я – пьянее
Пьяных.
Я почти что святой, ни пылинки не видно,
я сражался и жил, как умел — по мечте.
Только Ленин нигде не повешен, обидно,
значит чистить себя надо в мутной воде...
Думал я о реальности сущей и мнимой
под рефрен «
неизвестно, кому повезло…»,
а из глуби зеркал кто-то непримиримый,
наблюдая меня плотоядно и зло.
Затаилась в той глуби УкрАины полночь,
вдруг по ней кучевые пошли облака.
…
Гляжу: подымается медленно, сволочь,
чтоб в бездну сволочь, как с крючка червяка.
Я не трус, но кажись, стал мой сон хреноватым…
Тут припомнил Шемякина «
жить нАзло всем»
и мгновенно понЯл: это ж «Трешер», ребята,
что исчез из Атлантики типа совсем!
Честь шепнула: - Не дрейфь, а вставай-ка давай-ка!
- Да откуда ж, когда алкоголь уронил?!
Тут опять же мистично припомнилась байка,
что в архиве своем Шостакович хранил:
Храбрый витязь во бою
На лихом сидит коню,
Держит в руце копие,
Тычет змия в жопие.
Не скажу, что был мой враг труслив.
…Но уже, присягу не нарушив,
выходила на берег «катюша»,
все стволы заранее расчехлив.
И примчался в качестве подмоги
боевой ударный батальон…
В общем не унес вражина ноги,
потому, что ног лишился он.
- - -
Говорят «
в начале было Слово»…
Вот оно, уж на моем столе:
-
Молодым везде у нас кайфово.
А кальмар пусть будет лишь филе.